Читать книгу "Телевидение - Олег Андреев"

— Господин вице-мэр, вы имеете в виду взрыв машины Бобошина или аварию в метро? — задал вопрос Никитин.

— Что касается пожара и взрыва в гараже господина Бобошина, то я не о нем. В этом должна еще разобраться милиция. Конечно же я имел в виду метро. Хотя и в первом случае не исключено участие криминальных структур из лиц кавказской национальности. Так что не вижу разницы.

— Разница есть, господин вице-мэр. За Бобошина на кавказцев обидятся лишь его братки, а за метро народ начнет их рвать.

— Не к лицу журналисту пользоваться подобным лексиконом, господин… — Ломов вгляделся в кубик на микрофоне, который держал Чак. — Господин “Дайвер”. Впрочем, я вижу по названию канала, что с русским языком вы не в лучших отношениях!

На полпути к машине Ломова перехватил угодливо улыбающийся Лева. Мужчины пожали друг другу руки и пару минут о чем-то беседовали, после чего вице-мэр уехал, распугивая толпу воем сирены и синей мигалкой.

— Ну что выяснил на правах старого знакомого? — ухватил Валерий за рукав пробегавшего мимо Ильина.

— Зря ты, старик, влез со своим вопросом. Василий Палыч — настоящий мужик. Про вас расспрашивал. Сказал, жалеет, что сорвался. Объяснил, что у него проблема с сыном — загулял парень, вместо того чтоб на юриста учиться.

— Зря, говоришь? Ну-ка нахмурься. А теперь повернись в профиль. Ну точно! Ты!

— Ты о чем, Валер?

— Фоторобот твоего лица кавказской национальности уже висит в милиции — мы заезжали туда, — не моргнув глазом загнул Никитин. — И брови те же, и глаза. А уж шнобель!..

— Вот видишь — шнобель! Какой же я кавказец?

— Так ментам все равно. Лишь бы черный да носатый был — схватят, вломят, потом уже разберутся. А на улице еще и пьяные блондины добавят. Вот почему я влез. Лева, — сказал на прощание Никитин.

— И чего ты высунулся? — проворчал Виктор, когда они сели в машину. — Теперь кислород нам перекроют.

— Ничего, ничего. Это я им немного дыхание сбил, как в боксе. Пусть чуть подергаются, — глядишь, и откроются слегка. Чую я, что эта авария неспроста. Старуха-то какая попалась! А насчет кислорода ты прав — нужно срочно лететь на Чапыгина. Там теперь не протолкнешься на перегонку в Москву, а нам кровь из носу нужно попасть в вечерний выпуск. На этот раз даже монтировать не будем — не до того.

— А на завтра что намечено? — поинтересовался Чак.

— Завтра с утра попробуем навестить Копылова. А сейчас — по коням!

Москва

Крахмальников приехал на студию через полчаса после эфира утренних новостей. В машине по дороге от логопеда, как мальчишка, повторял скороговорки и ужасно злился, если не удавалось.

Итак, сегодня два дела — Гуровин и жена. Ну о жене потом, а Гуровин — вот он, слышен из-за двери его кабинета железный голос Загребельной, — значит, кого-то вызвали на ковер. Сам Гуровин никогда и никого не отчитывал. В худшем случае он мог сорваться и накричать. Но чтоб методично, иезуитски выговаривать — никогда. Глаза начинал прятать, сбивался, махал рукой: дескать, идите, потом.

Эту грязную работу за него делала Галина Юрьевна Загребельная. Должность ее на студии была какой-то могучей тайной. Могучей потому, что никто даже не решался ее разгадать. Галина Юрьевна была, пожалуй, заместителем начальника по идеологической работе, замполитом, комиссаром — других функций она не исполняла.

Крахмальников толкнул ногой дверь и вошел в кабинет.

Огненные стрелы Загребельной были направлены на Ирину Долгову. Та стояла, гордо глядя в окно, Гуровин делал вид, что ищет что-то в столе, а Загребельная прохаживалась между ними, закругляя давно, очевидно, начатое предложение:

— ..Заслуженный с таким трудом нашим коллективом и теперь по вашей милости подвергшийся риску в один момент превратиться в ничто, в обидные словечки “утка”, “желтая пресса”, “журналюги”, “акулы пера и объектива”.

На входящего Крахмальникова обернулись все. И мизансцена тут же изменилась.

Долгова воззрилась прямо в лицо Гуровину, Загребельная села в уголок, а Яков Иванович махнул рукой:

— Ладно, Ирина, идите…

— Да нет уж, останьтесь, — сказал Крахмальников.

Долгова была его лучшим редактором. Он завтра же мог оставить на нее свой информационный отдел. Гуровин об этом прекрасно знал. Они давно договорились — есть на студии “священные коровы”, которых никто трогать не смеет. Если Ирина лажанется, с ней поговорит сам Крахмальников. А тут вон какая картинка — “Допрос партизана”. Ну что ж, тем лучше, это еще один повод выдать Гуровину все.

— Что случилось, Яша? Садись, Ирина, что это тебя, как девочку, поставили на ковер? — Крахмальников и сам опустился в кресло.

Долгова выразительно посмотрела на Загребельную и села рядом с Крахмальниковым.

— Лень, а я тебя так жду, — хлопнул пухлыми ладошками Гуровин. — Давай мы это потом обсудим. Сейчас есть дела поважнее.

— Давай, Яша, будем обсуждать по очереди. Ирина здесь. Вы, кажется, ее отчитывали? Я хочу знать, в чем провинился работник моего отдела, — нажал на слове “моего” Крахмальников.

— Ну ладно, — тяжело, вздохнул Гуровин и бросил взгляд на Галину Юрьевну. Загребельная приосанилась.

— Понимаете, Леонид Александрович, наш канал всегда славился тем, что давал только строго проверенную информацию. Мы еще не проиграли в суде ни одного дела по защите чести и достоинства. А в сегодняшних утренних новостях был подан сюжет о ленинградском пожаре. Почему-то его поставили первым, дали десять минут…

— Нет такого города, — поправил Крахмальников.

— Что? — не поняла Загребельная.

— Нет города Ленинграда.

— Ну да. Петербург. Так вот в этом сюжете…

— А что за пожар?

— “Бобохины палаты” сгорели, — пояснила Долгова.

— Сильно, — усмехнулся Крахмальников. — И что?

— И там еще глухо так, с непонятными намеками прозвучала информация о поезде метро.

— Что за поезд?

— Первый утренний поезд…

— Дескать, он пропал.

— Что? Поезд пропал? — завертел головой Крахмальников.

— Да в том-то и дело! — вскинул руки Гуровин. — Мне тут Никитин звонил, есть у него какие-то подозрения. Я ему сказал: пошустри, разузнай. А он прислал сюжет, где уже и прямым текстом.

— А Долгова этот сюжет выдала в эфир! — воскликнула Загребельная.

Крахмальников уже не слушал. Он посмотрел на часы, вскочил и забегал по кабинету, заглядывая под бумаги, книги, бесцеремонно отодвигая Загребельную.

— Ты что ищешь? — спросил Гуровин.