Читать книгу "Затерянные в океане - Луи Жаколио"

— Однако же факт подтверждает эту «неестественность»: половина пропавшей суммы найдена у подсудимого!

— Так, господин председатель! Допустим, что он похитил деньги; но что же побудило его не ускользнуть от опасности быть изобличенным, как предлагал ему сам патрон, а напротив — идти навстречу ей, требуя расследования дела и даже обыска у себя? И на что бы ему понадобился этот несчастный миллион, — ему, который через какие-нибудь два месяца получил бы много миллионов в приданое за женой?

Председатель не мог ничего возразить на эти аргументы и, чтобы замаскировать свое бессилие, сказал:

— Все это составит предмет будущих обсуждений; но вы не ответили мне на мой вопрос.

— Я вам отвечу в двух словах: Бартес, ввиду его завидного положения в будущем, мог возбудить зависть и недоброжелательство к себе в среде окружающих его сослуживцев, и вот против него возник заговор, который и был очень ловко приведен в исполнение.

— Сознаете ли вы, милостивый государь, всю важность того обвинения, которое сейчас высказали? — спросил очень серьезно председатель.

— Сознаю и готов прибавить еще нечто, а именно: ищите тех, кому выгодно было погубить Бартеса, и настоящие виновные будут найдены!

Общее возбуждение было полное, в особенности, когда к голосу маркиза присоединился еще голос старшего сына банкира, и оправдание подсудимого носилось уже в воздухе; но эффект обнаружения пятисот тысяч в его квартире превысил все, — благодаря, конечно, обвинительной речи прокурора, — и все преклонились перед тяжестью этого обвинения, кроме сочувствовавших подсудимому.

Один из них, искренний друг Бартеса, некто Гастон де Ла Жонкьер, воскликнул:

— Утешься, Эдмон, у тебя остается уважение и преданность твоих друзей!

XI

Пышная свадьба. — Бессильное бешенство. — Интересная булка. — «X. Y. Z. 306». — Энтузиазм и холодные размышления.

МУЖЕСТВЕННЫЙ ДРУГ ЭДМОНА БАРТЕСА, высказав публично свое порицание судебному приговору, рисковал строгим наказанием за свою смелость; но высокое положение в обществе его отца оградило его от подобного наказания: ограничились тем, что велели вывести его из зала суда.

Между тем, через две недели после окончания судебного процесса, в мэрии VIII округа был торжественно подписан брачный контракт между Жюлем Сегеном, главным бухгалтером дома Прево-Лемер и Кº, и девицей Анжелой-Клавдией-Стефанией Прево-Лемер, дочерью означенного банкира и его супруги Октавии-Сюзанны Осман… Через несколько дней после этого была отпразднована свадьба. Слухи о пышных балах, данных по этому случаю банкиром, облетели весь Париж; достигли они и тюрьмы, в которой содержался Эдмон Бартес — вместе с одним бездельником и убийцей, изрезавшим на куски свою жену. Говорить о бессильной ярости и глубоком отчаянии безвинно осужденного людской несправедливостью и близорукостью было бы бесполезно! Скорбь его достигла предела, граничащего с безумием, и несчастный Бартес был на шаг от опасности совершенно лишиться рассудка!

Стефания столько раз слышала от отца о проделках бывшего кассира с его кассой, которой он будто бы пользовался для игры на бирже, что уверовала наконец в виновность Эдмона Бартеса. Ее мать, уступая настояниям мужа, тоже не противоречила больше ему. Осужденный или оправданный, Бартес не мог уже больше рассчитывать на руку Стефании, для которой, вследствие этого, бывший кассир ее отца не представлял уже теперь никакого интереса.

В семьях с колоссальным состоянием, основанным на коммерции, оказывается нередко такая же необходимость заключать браки по расчету, как и в домах влиятельных особ. Жюль Сеген был теперь единственным человеком, в совершенстве знавшим многочисленные деловые операции банкирского дома Прево-Лемер, и потому он должен был жениться на дочери главы этого дома: необходимо было передать все дела человеку молодому, со свежими силами, чтобы дом так же незыблемо стоял в будущем, как и в прошлом.

Итак, Стефания без всякого принуждения согласилась выйти за Сегена, который отлично играл свою роль с тех пор, как в подробности изучил характеры матери и дочери.

Поль, старший сын банкира, искусно уклонился от присутствия на свадьбе сестры, где он должен был бы притворяться, выказывая к зятю расположение, которого у него не было: он воспользовался предложением одного капитана спаги[6]отправиться в Алжир и уехал в Африку, откуда не было возможности скоро вернуться в Париж.

За несколько дней до отправления Эдмона Бартеса в Новую Каледонию, когда его перевезли уже в Рошфор, один из караульных, проявлявший к заключенному особое расположение, принес ему однажды небольшую булку и знаком дал понять, что в ней скрыто нечто такое, что будет для него очень интересно.

Оставшись один, — его товарища по заключению успели уже отправить в Кайенну, — Эдмон разломил булку и нашел в ней письмо.

И удивление, и волнение овладели им… Кто это не забыл еще его и пишет ему?.. Во всяком случае, не отец: старый генерал, узнав, что сына его перевезли в Рошфор, приехал туда сам и виделся с ним каждый день.

Бартес развернул письмо и взглянул на подпись. Там означено было следующее: Бывший служащий Французского государственного банка X. Y. Z. 306.

Письмо, заключавшее в себе шесть страниц, было следующего содержания:

Милостивый государь!

Человек, сочувствующий вам, желает довести до вашего сведения некоторый факт, а именно:

15 мая, находясь при отправлении своих должностных обязанностей во французском банке, за несколько минут до 8 часов утра я увидел входящего к нам молодого человека, Альбера Прево-Лемера. С обеспокоенным лицом, взволнованный, он спросил меня, не отправлены ли еще рассыльные с требованиями по их назначению, и, получив отрицательный ответ, вздохнул с заметным облегчением; затем спросил еще, кто заведует рассылкой требований по Фридланскому кварталу. Как раз этим кварталом тогда заведовал я, о чем и сообщил ему, не видя никаких секретов в этом, обстоятельстве. «Это очень кстати, — сказал молодой человек, — так как я принес деньги, пятьсот тысяч франков, по требованию на имя Прево-Лемер и компании, подписанному главой этого банкирского дома. По чисто личным причинам мой отец не желает, чтобы этот документ был формально предъявлен в его банк, и уполномочил меня внести должную сумму сполна. Надеюсь, что вы не откажетесь сейчас же получить ее?»

Я не отказался и получил эти деньги, заметив только, что подобные получения нарушают отчасти порядок, установленный в банке, но что ввиду внушительности уплачиваемой суммы нарушение порядка в данном случае можно еще допустить. Взглянув на билеты, я удивился, что они принадлежат к серии «С 306–371-В 12–3–89 В» и находятся в том же самом порядке, в каком лежали в банке у нас, до отправки их в банкирский дом Прево-Лемера для уплаты по требованиям на 15 мая.