Читать книгу "Жена-22 - Мелани Гидеон"

– У тебя есть походный набор посуды? – спрашиваю я.

– Нет, но у нас есть бумажные тарелки.

– Сколько раз вы будете есть? – Я начинаю загибать пальцы. – Обед, завтрак, ланч, еще один обед, завтрак. Эти тарелки биоразлагаемые, так?

Школа, где учится Питер, очень серьезно относится к вопросам экологии. Пластик категорически запрещен. Приветствуются матерчатые салфетки. Во время Недели традиций Ассоциация родителей, наряду с чашками и свитерами, продавала биоразлагаемые контейнеры для еды.

Питер пожимает плечами.

– Ну что, ехать за походным набором?

Я быстро прикидываю в уме. Проехать двенадцать миль одной на машине сегодня, в День защиты воздуха[26], когда стоило бы ездить с кем-то за компанию или на общественном транспорте – и все для того, чтобы обнаружить, что единственный имеющийся в продаже походный набор посуды изготовлен в Японии. Уехать ни с чем, потому что я получу нагоняй от Зои, если куплю вещь, которой пришлось путешествовать три тысячи миль, чтобы попасть в Окленд. Нет уж, сойдут и бумажные тарелки.

– Если кто-то спросит, скажи, что стоимость выхлопов, которые были бы произведены, если бы я поехала за новым набором, во много раз превышают стоимость бумажных тарелок из запасов твоей матери, купленных в 1998 году, когда основная часть парниковых газов образовывалась от того, что фермеры ели на обед чересчур много капусты.

– Черную или зеленую? – спрашивает Питер, держа в руках две вязаные шапочки. – Зеленую. Ты не забыла купить влажные салфетки? Но я возьму запасную шапку, вдруг там будут ужасные дожди. Надеюсь, они разрешат Бриане и мне спать в одной палатке. Мы сказали мистеру Сольбергу, что у нас чисто платонические отношения, мы дружим с четвертого класса, так почему нам нельзя в одну палатку? Он сказал, что вопрос рассматривается.

– “Вопрос рассматривается” означает “нет”, но я буду ждать до последней минуты, – говорю я.

Питер стонет.

– А что, если я попаду в палатку с Эриком Хабером?

Питер постоянно твердит об Эрике Хабере. Какой он зануда. Как он громко чавкает, какой он ужасный собеседник.

– Предложишь ему черную шапочку, – говорю я.

Подозреваю, что Питер запал на Эрика, но боится это признать. В книгах по ЛГБТ я читала, что моя задача – оставаться непредубежденной и ждать, пока ребенок будет готов открыться. Попытки подтолкнуть к признанию, если он сам еще для этого не созрел, приведут лишь к тому, что он испугается. Если бы только я могла сделать это вместо него. Я столько раз воображала себе эту сцену. Питер, я должна тебе кое-что сказать и, возможно, это будет для тебя полной неожиданностью. Питер, ты – гей. Возможно, бисексуал, но я почти уверена, что гей. А потом мы оба с облегчением заплачем и будем пересматривать “Бонанцу”, что, собственно, мы делаем и сейчас, но тогда это будет ощущаться совсем по-другому, ведь я разделю бремя его тайны. Но пока я лишь пытаюсь мягко намекнуть, что одобряю его будущий жизненный выбор.

– Эрик кажется таким милым мальчиком. Может, пригласишь его поиграть?

– Ты когда-нибудь перестанешь говорить “милый мальчик” и “поиграть”?

– Ну хорошо, а как я должна это называть? Когда к тебе приходят друзья?

– Так и называть – приходят друзья.

– Просто так говорили в семидесятых, и я привыкла! Да, это было тридцать с лишним лет назад, и все тогда было другим, но что не изменилось, так это трудности переходного возраста. Изменения в организме. Изменения в личности. Сегодня ты считаешь себя одним человеком, завтра ты уже совсем другой.

Но не волнуйся, это нормально. Все это часть…

Глаза Питера останавливаются на моих волосах.

– Что это еще за оранжевые перья?

Я наматываю прядь на палец.

– Так бывает, когда краска выгорает. Что, действительно оранжевый?

– Больше похоже на ржавчину.

На следующее утро я отвожу Питера и Зои в школу, но на обратном пути замечаю на заднем сиденье его подушку. Я рискую опоздать на работу, но Питеру будет очень неудобно спать на земле без подушки. Я мчусь обратно к школе и попадаю туда как раз вовремя. Автобус, который должен отвезти семиклассников в Йосемити, еще стоит на площадке, урча мотором.

Зажав подушку под мышкой, я забираюсь в автобус. Пока никто меня не заметил, я торопливо прочесываю глазами толпу, радуясь, что у меня есть возможность проследить за сыном в его среде обитания.

Я замечаю его в середине автобуса, рядом с Брианой. Ее голова лежит на его плече, он обнимает девочку рукой. Это ошеломляющее зрелище, и сразу по двум причинам. Одна – я впервые вижу своего сына в позе, подразумевающей интимность, и он выглядит пугающе естественным и пугающе взрослым. Вторая – я знаю, что он притворяется. Он старается выдать себя за гетеросексуала, и это разрывает мне сердце.

– Педро, тут твоя мамаша.

Можно ли представить что-нибудь более унизительное, чем эти четыре слова?

– Педро забыл свою малютку, – подает голос кто-то из глубины автобуса.

Оказывается, можно.

– Я передам это Питеру, – говорит мисс Вард, учительница английского, которая сидит в нескольких рядах от того места, где стою я.

Я вцепляюсь в подушку мертвой хваткой.

– Все нормально. Просто отдайте ее мне, – говорит она.

Я отдаю ей подушку, но продолжаю стоять, как будто пригвожденная к месту. Я не могу оторвать взгляд от Брианы. Знаю, я не должна чувствовать угрозы, но я чувствую. За последний год из застенчивой девочки с брекетами она превратилась в очень красивую молодую девушку в обтягивающих джинсах и топике. Неужели Уильям был прав? И я так боюсь потерять Питера, что вижу соперницу в двенадцатилетней девочке?

– Вам пора идти, миссис Бакл, – говорит мисс Вард.

Да, мне нужно уйти, пока “Педро, тут твоя мамаша” не превратилось в “Педро, твоя мамаша расхныкалась, потому что не может расстаться с тобой даже на двадцать четыре часа”. Питер забился в кресло и, скрестив руки на груди, смотрит в окно. Я возвращаюсь в машину и утыкаюсь головой в руль. Автобус трогается, я включаю диск Сьюзан Бойл (песня Wild Horses всегда придает мне решительности и отваги) и звоню Недре.

– У Питера появилась “борода”[27]! – кричу я. Недре не надо объяснять, что речь не идет о волосах на лице.

– “Борода”? Тем лучше для него! Это практически обряд посвящения. Если, конечно, он действительно гей.