Читать книгу "Восемь - Кэтрин Нэвилл"

Одетый в сутану священника, я прибыл в назначенный час и вскоре был допущен в спальную комнату. Вольтер терпеть не мог вставать до полудня и часто целый день проводил в постели. Вот уже сорок лет все кругом говорили, что он на пороге смерти.

Он ждал меня, откинувшись на многочисленные подушки, в мягком розовом ночном колпаке и длинной белой рубахе. Его глаза горели, как два угля на бледном лице, тонкие губы и нос делали его похожим на суетливую хищную птицу.

Священники хлопотали в комнате, а Вольтер шумно противился исполнению их обязанностей, как делал и раньше и впоследствии, до последнего своего вздоха. Я пришел в замешательство, когда он взглянул на меня, одетого в сутану послушника: я знал, как Вольтер не любит духовенство. Сжав скрюченной рукой простыни, он объявил священникам:

— Пожалуйста, оставьте нас! Я дожидался прибытия этого молодого человека. Он послан кардиналом Ришелье.

И Вольтер засмеялся высоким женственным смехом, а священники, оглядываясь на меня, суетливо заторопились выйти из комнаты. Затем он пригласил меня присесть.

— Для меня всегда было тайной, — начал он сердито, — почему этот напыщенный призрак не может спокойно лежать в своей могиле. Как атеист, я нахожу весьма раздражающим тот факт, что умерший священник советует молодым людям посетить меня, лежащего в постели. О, я всегда могу определить, когда приходят от него. У всех вас этакие метафизические складки у рта и взгляд пустой. В Ферне ваш брат являлся с перебоями, а здесь, в Париже, идет сплошным потоком.

Я подавил в себе раздражение, слушая описание самого себя в подобной манере. Я был и удивлен тем, что Вольтер угадал причину моего к нему визита, и обеспокоен. Он упомянул других, разыскивающих то же самое, что и я. — Хотелось бы мне вытащить занозу из сердца человека раз и навсегда, — разглагольствовал Вольтер. — Тогда, возможно, я бы обрел мир.

Он вдруг расстроился, а потом стал кашлять. Я увидел, что он кашляет кровью, но, когда ринулся помочь, старик оттолкнул меня.

— Доктора и священники должны быть повешены на одной виселице, — кричал он, пытаясь дотянуться до стакана с водой.

Я подал ему воды, и Вольтер сделал глоток.

— Конечно, он хочет рукописи. Кардинал Ришелье не может вынести, что его драгоценные личные записи попали в руки такого старого нечестивца.

— У вас есть личные дневники кардинала Ришелье?

— Да. Много лет назад, когда я был молод, меня посадили в тюрьму за подрывную деятельность против короны. Виной тому были накарябанные мной довольно посредственные стишки о романтической жизни короля. Когда меня засадили, мой благородный патрон принес мне для расшифровки некие дневники. Они хранились в его семье долгие годы, но были написаны секретным кодом, который никто так и не смог разгадать. Поскольку заняться мне было нечем, я расшифровал их и узнал много интересного о нашем обожаемом кардинале.

— Я думал, записи Ришелье были завещаны университету Сорбонны!

— Это то, что знаешь ты. — Вольтер глумливо рассмеялся. — Священник никогда не станет хранить личные дневники, написанные секретным кодом, если ему нечего скрывать. Я хорошо знаю, какого сорта вещами занимались святоши во времена Ришелье: думать они могли только о мастурбации, а делать — только то, на что толкала их похоть. Я влез в эти дневники, как лошадь в кормушку, но вопреки моим ожиданиям в записях не оказалось совсем никаких скабрезных признаний. Я обнаружил научные изыскания. Большей чепухи я никогда не видел.

Вольтер начал хрипеть и кашлять. Я даже испугался, что придется позвать обратно священника, поскольку сам еще не был уполномочен проводить святое причастие. После ужасных звуков, напоминающих смертельный хрип, Вольтер сделал мне знак, чтобы я подал ему головные платки. Зарывшись в них, он повязал одним голову, совсем как старая баба, и сел на постели, поеживаясь.

— Что же вы обнаружили в этих дневниках и где они теперь? — заторопился я.

— Они до сих пор у меня. Пока я сидел за решеткой, мои патрон умер, не оставив наследников. Он мог бы получить хорошие деньги, поскольку дневники представляют историческую ценность. В них было много суеверной чепухи, если тебя это интересует. Колдовство и чародейство.

— Мне показалось, вы сказали, они были научными?

— Да, в той мере, в которой священники могут быть объективными. Видишь ли, кардинал Ришелье, когда не возглавлял армии в войнах против всех стран в Европе, занимался изучением власти. А предметом его секретных изысканий были… Возможно, ты слышал о шахматах Монглана?

— О шахматах Карла Великого? — спросил я, стараясь сохранять спокойствие, хотя сердце бешено забилось в груди.

Склонившись над постелью Вольтера и ловя каждое его слово, я со всем возможным почтением просил его продолжать. Единственное, что я слышал о шахматах Монглана, — это что они затерялись в веках. Также я знал, что ценность их трудно представить.

— Я думал, это просто легенда, — сказал я.

— А Ришелье так не считал, — ответил старый философ. — Его дневники содержат тысячу двести страниц с исследованиями происхождения и значения этих шахмат. Кардинал ездил в Ахен, навещал даже аббатство Монглан, то место, где, как он считал, были спрятаны шахматы. Но все тщетно. Видишь ли, наш кардинал думал, что в них заключен ключ к тайне более древней, чем сами шахматные фигуры, возможно такой же древней, как наша цивилизация. Ключ к тайне взлетов и падений цивилизаций.

— Что это может быть за тайна? — спросил я, стараясь скрыть возбуждение.

— Я расскажу тебе о предположениях Ришелье, — сказал Вольтер, — хотя он и умер до того, как разгадал эту загадку. Депай с этим, что хочешь, но больше не беспокой меня. Кардинал Ришелье верил, что шахматы Монглана содержат формулу, она спрятана в фигурах. В этой формуле заключен секрет абсолютной власти.

Талейран замолчал и пристально посмотрел на девушек в тусклом свете свечи. Валентина и Мирен, похоже, спали, зарывшись в одеяла и держась за руки. Прекрасные сияющие волосы веером рассыпались по подушкам, длинные шелковистые пряди — рыжие и белокурые — переплелись. Морис встал, подошел к постели и поправил одеяло, ласково погладив чудесные локоны.

— Дядя Морис…— сказала вдруг Мирей, открыв глаза. — Вы не закончили свою историю. Что за формулу кардинал Ришелье искал всю жизнь? Что, по его мнению, было спрятано в этих шахматных фигурах?

— Это то, что мы с вами должны разыскать вместе, мои дорогие.

Талеиран улыбнулся, заметив, что глаза Валентины тоже открыты, а обеих девушек под теплыми покрывалами бьет дрожь.

— Понимаете, я никогда не видел эту рукопись Ришелье. Вольтер в скором времени умер. Его личная библиотека была приобретена человеком, который хорошо представлял себе ценность дневников кардинала, который понимал, что такое абсолютная власть, и вожделел ее. Этот человек пытался подкупить Мирабо и меня, отстаивавших Декрет о конфискации. Он хотел узнать у нас, не могли ли шахматы Монглана быть конфискованы одной из маленьких партий, члены коей занимали высокие политические посты и имели низкие этические нормы.