Читать книгу "Логово зверя - Андреа Жапп"

Джотто Капелла поставил бокал с подогретым с пряностями вином, одним из редких лакомств, которые он позволял себе, несмотря на подагру. У него все чаще в ногах появлялась такая резкая боль, что он не мог ходить. Вот уже несколько минут в его прихожей рыцарь-госпитальер дожидался приема. Чего он хотел? Едва банкир согласился принять рыцаря, как его обуяла тревога. Леоне были одной из знатных итальянских семей, из поколения в поколения служивших папству. Очень богатой семьей, несмотря на обеты бедности, которые давали ее отдельные отпрыски мужского пола, в том числе Франческо. Ордена тамплиеров и госпитальеров были сложными и могущественными сообществами, с которыми было лучше избегать общения. Их никто не мог заставить покориться, ни князья, ни короли, ни епископы. Что уже говорить о банкире! Тем более что Леоне пришел не за тем, чтобы просить денег. В этом Джотто Капелла был настолько уверен, что мог бы отдать руку на отсечение. Жаль, ведь с деньгами было бы так просто: он берет, возвращает и смиряется. Но что тогда? Милость, сделка, шантаж? Если бы Джотто отважился, он выпроводил бы рыцаря Христа. Но это было роскошью, нет, еще хуже – кокетством, которое он не мог себе позволить. Конфликт с военным орденом не входил в планы того, кто в течение многих лет лелеял честолюбивую мечту – стать генерал-капитаном французских ломбардцев, ловко выпроводив Джорджио Цуккари, нынешнего обладателя этой должности, за дверь, а еще лучше, если это в его силах, свести того в могилу. Уже давно Цуккари действовал ему на нервы. Учитель нравственности, которого невозможно было втянуть в свою игру, поскольку он отличался отвратительной честностью по отношению к себе подобным и даже – в довершении всего – к своим должникам. И он в буквальном смысле следовал советам Людовика Святого: брал не больше 33 процентов. А ведь с самых отчаявшихся или обезумевших можно было потребовать и 45 процентов. В конце концов, Капелла никого к себе насильно не затаскивал! Эта прекрасная логика, обдуманная сотни раз, обладала действенной магией. Она умела поднимать ему настроение. И все же эта радость была наигранной. Почему этот чертов Леоне пришел к нему? Почему он не обратился к самому Цуккари? Имя и принадлежность к ордену госпитальеров позволяли Леоне это сделать. Старый банкир принял бы рыцаря с распростертыми объятиями. Чума побери тех, кто остается загадкой.

Беспокойство, снедавшее Капеллу, уступило место досаде, едва Франческо де Леоне вошел в его кабинет, заставленный произведениями искусства, резными ларями, мехами и дорогой посудой – настоящую пещеру Али-Бабы, хранившую последние приобретения. Боже, до чего же красив был этот мужчина! Сам же Капелла походил на презренное земноводное, иссушенное и пожелтевшее от бесконечных лишений, к которым его принуждал знахарь, говоривший тоном, не допускавшим возражений. Даже его жена закрывала глаза, когда он дотрагивался до ее бедер. Но это случалось все реже и реже.

Он встал и широко развел руки, вынужденный изображать радушного хозяина:

– Рыцарь, какая честь для моего скромного жилища!

Леоне сразу же почувствовал, что Капелла злится. Он решительно сделал несколько шагов вперед, лишь слегка приподняв брови в ответ на эту формулу приветствия. Джотто подумал, что Леоне принадлежал к тем избранным особам, перед которым склоняется весь мир, хотя они сами этого не осознают. При этой мысли Капелла еще сильнее озлобился. Тем не менее он сумел сдержаться и спросил:

– Не отведаете ли вы моего лучшего вина?

– Охотно. Не сомневаюсь, что оно превосходное.

Банкир несколько секунд рассматривал рыцаря, спрашивая себя, не скрывался ли за этой безобидной репликой упрек. В глубине души он надеялся, что рыцарь де Леоне окажется похожим на всех остальных, что имя, орден и обязательства просто скрывают его алчность. Тогда он мог бы от всей души осыпать его презрением, притвориться возмущенным. Он уже слышал, как говорит:

– Как, мсье… Вы? Рыцарь-госпитальер? Какой позор!

У него побывало столько представителей благородных семейств, столько прелатов, столько мнимых дворян! Он льстил им, успокаивал их, поощрял их грехи, предоставляя им средства из своих неисчерпаемых запасов. В большинстве случаев они поддавались, ведь яд жадности или зависти отравлял им душу, сердце и даже слова. Но тот, кто сейчас стоял перед ним, был преисполнен спокойной уверенности непорочных. А нет ничего хуже непорочных, особенно если они умны и забыли, что такое страх.

Между мужчинами установилось молчание, похожее на заговорщическое, когда служанка отправилась за вином. Леоне изучал своего визави. Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять, что Капелла остался тем, кем был прежде: жадным мошенником, которого только трусость порой удерживала от худшего. На ум ему пришло сравнение: притаившийся подлый хищник, немного испуганный, но готовый вцепиться в глотку своему противнику, если тот хоть на мгновение выкажет свою слабость. Не все живые существа способны искупить свои грехи, поскольку некоторые этого вовсе не желают.

Франческо сделал глоток и поставил на столик серебряный кубок, обезображенный чрезмерной чеканкой и избытком драгоценных камней. Из своего сюрко[33]из грубого льна он вытащил письмо, написанное Великим магистром, и протянул его ломбардцу. Когда Капелла взломал печать и пробежал глазами несколько строчек, он почувствовал, как у него закружилась голова. Он прошептал:

– Боже мой…

Ломбардец испуганно посмотрел на Леоне. Тот кивнул, призывая банкира продолжить чтение.

Никогда прежде Капелла не думал, что когда-нибудь в его памяти всплывет то убийственное воспоминание, воспоминание пятнадцатилетней давности. Он дорого заплатил за это, в полном смысле слова. На его руку упала теплая капля, потом вторая. Он уронил веленевый листок на пол из каррарского мрамора, который был привезен из его родного города за баснословную цену. Понимал ли он, что плачет? Леоне не был в этом уверен.

Франческо де Леоне ждал. Он знал содержание этого послания, суть шантажа. «Годится любой вид оружия», – уточнил приор, прибегший к этой крайней стратегии.

В конце концов, какое ему дело до горя ростовщика, какое ему дело до его воспоминаний? По его вине умерло столько людей…

Джотто Капелла выдохнул:

– Это чудовищно.

– Почему? Потому что это правда?

– Почему? Потому что много лет назад… Потому что я выдержал пытку виновных, самую жестокую, которую применяют к самому себе. Потому что я столько сделал, чтобы заслужить прощение…

– Вернее, чтобы заслужить забвение. Мы никогда не забываем и никогда не прощаем. Что касается пытки виновных, я бы улыбнулся, если бы не был воином. Кто позволил мамлюкам захватить Акру после месячной осады? Султан аль-Ашраф Халиль топтался перед ее стенами со своими 70 тысячами всадников и 150 тысячами пехотинцев, прибывшими из Египта и Сирии. Оборона цитадели Сен-Жак была героической… По другую сторону стен находилось всего 15 тысяч защитников-христиан… Они сражались как львы, один против пятнадцати. Минеры султана атаковали уязвимые места крепости группами в тысячу человек. Они прокрались через сточные канавы и рвы для забоя… в нужных местах, что удивительно.