Читать книгу "Форма воды - Андреа Камиллери"

Однако тот, другой, сумел предугадать его действия: он уже стоял с пистолетом на изготовку. Монтальбано выстрелил, бросаясь на землю, и в падении выпустил еще два заряда. Вместо того, что он ожидал – ответного выстрела, вскрика, звука быстро удаляющихся шагов, – раздался оглушительный треск и звон падающего стекла. Вдруг до него дошло, и он так расхохотался, что долго не в силах был подняться с земли. Он стрелял в себя, в свое отражение, которое увидел на чудом сохранившемся оконном стекле, грязном и затуманенном.

«Да, об этом лучше никому не рассказывать, – подумал Монтальбано, – а то снимут с должности и выгонят из полиции пинками под зад».

Пистолет, зажатый в руке, тотчас показался ему смешным, и он засунул его за ремень брюк. Выстрелы. Их долгое эхо, грохот и звон стекла полностью заглушили звук, который сейчас опять возник и стал еще более изменчивым. Тогда комиссар сообразил. Это был ветер, который днем продувал этот участок берега, а вечером утихал, словно не желая мешать промыслу Джедже. Ветер, проносясь между металлическими конструкциями, играя проводами, частью оборванными, частью еще натянутыми, врываясь в дымовые трубы, прорехи в которых играли роль отверстий в дудочке, пел свою погребальную песнь над мертвым заводом, и комиссар, восхищенный, остановился послушать.

Чтобы добраться до места, которое указал Capo, Монтальбино потратил почти полчаса, кое-где ему пришлось взбираться на кучи строительного мусора. Наконец он оказался как раз там, где Capo нашел цепочку, только по другую сторону стены. Стал внимательно оглядывать все вокруг. Газеты и бумажки, пожелтевшие на солнце, сорная трава, бутылочки из под кока-колы (жестянкам не хватало веса, чтобы перелететь через забор), винные бутылки, прохудившаяся железная тачка, несколько покрышек, железный лом, непонятный предмет, назначение которого невозможно было угадать, сгнившая балка. И рядом с балкой – кожаная сумка вроде мешка, элегантная, совершенно новая, известной фирмы, не имеющая ничего общего с хламом, который ее окружал. Монтальбано открыл ее. Внутри лежало два довольно увесистых камня, очевидно, засунутых туда в качестве балласта, чтобы сумка смогла описать задуманную кривую и упасть за ограду, и ничего больше. Он всмотрелся получше. Металлические инициалы владелицы были сорваны, но на коже сумки еще видны были их отпечатки: «И» и «Ш» – Ингрид Шёстрём.

– Мне ее хотят поднести на тарелочке с золотой каемочкой, – хмыкнул Монтальбано.

Глава десятая

Мысль принять блюдо, так любезно предлагаемое, со всем тем, что в нем могло оказаться намешано, пришла ему, когда он предвкушал, как сейчас примется за печеные перцы, оставленнные Аделиной в холодильнике в гигантском количестве. Поискал в телефонной книге номер Джакомо Кардамоне, в этот час шведку наверняка можно было застать дома.

– Гто ты ездь в трубка?

– Это Джованни. Ингрид дома?

– Зичаз я изкать, ты подоздать.

Он попытался догадаться, из какой части света эту горничную занесло в дом Кардамоне, но так и не смог.

– Привет, гигант секса, как жизнь?

Голос был низкий и с хрипотцой, как и следовало, чтобы соответствовать описанию Дзито, однако слова не произвели на комиссара никакого вдохновляющего действия, наоборот, он почувствовал, что сел в лужу: среди всех возможных имен его угораздило выбрать именно то, носителя которого Ингрид явно знала не только в лицо.

– Эй, ты еще жив там? Или уже стоя спишь? Сколько ты сегодняшней ночью трахался, грязный ты тип?

– Синьора, я…

Ингрид ни на минуту не растерялась, а просто констатировала, без удивления или негодования:

– Ты не Джованни.

– Нет.

– Тогда кто?

– Я комиссар общественной безопасности, моя фамилия Монтальбано.

Он ждал обеспокоенных вопросов и был тут же разочарован.

– Ух, как здорово! Полицейский! И чего тебе от меня надо?

Она продолжала обращаться к нему на «ты», даже поняв, что разговаривает с незнакомым человеком. Монтальбано решил продолжать на «вы».

– Мне хотелось бы поговорить с вами.

– Сегодня после обеда никак не могу, но вечером я свободна.

– Хорошо, сегодня вечером мне подходит.

– Где? Прийти к тебе в управление? Скажи мне, где оно находится.

– Лучше нет, я предпочел бы менее людное место.

– Вроде твоей спальни? – В голосе женщины слышалось раздражение, видимо, она заподозрила, что на другом конце провода кретин, пытающийся ее клеить.

– Послушайте, синьора, я понимаю, что вы, совершенно справедливо, мне не доверяете. Давайте сделаем так: через час я буду в комиссариате Вигаты, вы можете позвонить туда и попросить меня к телефону. Хорошо?

Его собеседница ответила не сразу, она раздумывала, потом решилась:

– Я тебе верю, комиссар. Где и когда?

Они договорились встретиться в баре «У Маринеллы», где в условленный час, в десять вечера, наверняка было пусто. Монтальбано просил ее никому ничего не говорить, даже мужу.

Особняк семьи Лупарелло находился у въезда в Монтелузу со стороны моря, построен он был в девятнадцатом веке, тяжеловесный, защищенный высокой каменной оградой с коваными воротами, которые сегодня были распахнуты. Монтальбано прошел по роскошной подъездной аллее и очутился у входа. На полуприкрытой двери красовался большой траурный бант. Комиссар просунул голову в щель, чтобы посмотреть, что происходит внутри: в вестибюле, весьма просторном, стояло человек двадцать мужчин и женщин, переговаривавшихся приглушенными голосами с приличествующим обстоятельствам выражением на лицах. Ему показалось неудобным пройти мимо них: кто-нибудь мог узнать его и задаться вопросом, зачем он здесь. Тогда комиссар двинулся в обход виллы и наконец нашел черный ход, запертый на ключ. Ему пришлось несколько раз нажимать на звонок, прежде чем ему открыли.

– Вы ошиблись. Для выражения, соболезнований – с главного входа, – ответила прислуга – смышленая пигалица в черном фартучке и наколке, – с первого взгляда определив его как лицо, не принадлежавшее к категории поставщиков.

– Я комиссар Монтальбано. Не могли бы вы сказать кому-нибудь из хозяев, что я здесь?

– Вас ждут, господин комиссар.

Она повела его по длинному коридору, открыла одну из дверей и знаком пригласила войти. Монтальбано оказался в библиотеке, тысячи книг в прекрасном состоянии аккуратнейшим образом были выстроены на высоченных полках. Большой письменный стол в одном углу, в противоположном – изящный уголок для приема гостей: столик и два кресла. На стенах висело всего пять полотен, и Монтальбано с волнением тут же угадал авторов. Крестьянин Гуттузо 40-х годов, вид Лацио кисти Мелли, пейзаж с разрушенными домами Мафаи, два гребца на Тибре Донги, купальщица Фаусто Пиранделло[16]. Изысканный вкус, выбор, обнаруживавший редкого знатока. Дверь открылась, показался мужчина лет тридцати в черном галстуке, элегантный, с на редкость располагающим лицом.