Читать книгу "Поезд для Анны Карениной - Нина Васина"

Миша Январь взял изъятые при задержании Пеликана дискеты. Одна из них была закодирована, девушка Миши сидела над ней почти сутки. Результат налицо.

— Да замок этот был хреновенький, так себе, — возбужденно говорила девушка, — интересней стало, когда в самих записях обнаружился шифр. Я шифры а-абажаю!

Она стала объяснять, какой именно был шифр, Карпелов беспомощно оглянулся на Мишу, тот оттеснил девушку и нажал несколько клавиш.

На экране открылся список. Двадцать кличек. Шесть из них были уже знакомы Карпелову. Чи-ка, Харитон, Пикассо, Мамацуи, Маркиза, Апельсин — последняя. Напротив каждой клички стояли цифры и буквы с точками.

— Кто-то составил себе список, последняя в нем — красавица из журнала. Предполож… — Миша говорил, сглатывая окончания слов, — это рабоч… блокно… Человек, составивший этот список, работал с именами в разные сроки, видите цифры, это год, месяц и…

— А буквы, — перебила его прожевавшая девушка, — это краткая характеристика! Вот смотрите. Чика — 5.96, усл, дог. 10000. Или вот: Пикассо — 11.97, тр, инф, отст. 20000. Что получается? Элементарно. Чика, значит, май девяносто шестого, «условный договор» или «условились договориться», сумма — сами видите! Пикассо, ноябрь девяносто седьмого, «трудности информации» или «требуется информация», потом — «отступные» или «отсутствует», и опять — сумма.

— Подожди, — остановил ее руку Карпелов, — подожди, дай сообразить. Это же… А Апельсин? — оживился он и показал пальцем поднять список.

— Тут целая поэма! «Апельсин — моя, танцорка»! И все.

— Что это значит? — ошарашенно пробормотал Карпелов.

— Это значит, что это просто список. Теперь нажимаем на саму кличку. Опа!

Продолговатое, пересеченное синей сеткой яйцо раскрутилось и обозначило на экране фотографию, весьма отдаленно напоминающую диву из «Плей-боя». Потом пошел текст.

«Курганова Ева Николаевна, русская, старший лейтенант, Центр. Округ. Отстранена. Убийства подследственных на допросах. Снайпер, отличная подготовка. Опасна. Адрес в Москве. Далила Ми-сявичус. Адрес. Казимир Вольшанский. Адрес».

— Чику! — крикнул, тяжело дыша, Карпелов.

Яйцо развернулось мрачной физиономией цы-ганско-рязанского исполнения.

«Опадов Иван Максимович, почти русский, дальние грузовые перевозки, автомобили, перегонка из-за границы. Оружие. Охрана 4 чел. Офис. Адрес. Домашний адрес. Любовница Купо-ва Инна. Адрес. Ресторан Варшава» среда и пятница».

— Мамацуи, — почти шепотом сказал Карпелов.

«Мамацуи Акона Тиу, японец, дипломат, оружие офиц., охрана, правительственная машина, корты, мальчики до 16, Котик-Пан — 15 лет. Адрес. Ресторан Прага» суббота».

Карпелов встал, взял девушку под мышку, вынес ее из комнаты и закрыл дверь. Постоял, пока она билась и кричала с другой стороны, и тихо спросил:

— Ты знаешь, что это такое?

— Архив! — Лицо Миши Января горело от возбуждения. — Архив наемного киллера!

— Ты сколько в органах работаешь?

— Два года, — уже без энтузиазма сказал Миша. — Вы про мою… Да я бы без нее ничего не смог сделать, она специалист по кодам!

— Ты, Миша, дурак, но в чем-то прав. Девушек на свете пруд пруди. Подумаешь, пристрелят одну. Ты же молодой. Всегда так делай. Только вот какие интересные вещи иногда происходят на свете. Мы с моим напарником пять лет назад план один нарисовали, а у меня в гостях женщина была, любимая, я тебе скажу, женщина. Пока мы утром спали, пришел сантехник кран чинить. Попросил бумажку что-то там нарисовать, она сдернула со стола первую попавшуюся. А сантехник знал, где я работаю. Вот так, Миша. Беспечность почти всегда обернется к тебе оскалом. — Карпелов помолчал, потом резко повернулся к Январю:

— А Мамацуи ведь — не кличка, это имя!

Миша молчал. Открылась дверь, и вошла девушка.

— Я умру за него, — сказала она, глядя в пол, потом вскинула на Января влажные глаза. — Я люблю тебя до потери сознания, хочешь, я себе харакири сделаю?

— Пожалуй, я отстал от жизни, ребята, — сказал по этому поводу Карпелов, быстро проведя ладонью по волосам вперед-назад. — Голубушка, не надо харакири, сделай лучше чаю и дай мужикам спокойно поговорить. — Он подтолкнул ее к двери и повернулся к Мише:

— Ну что, Январь? Я завтра, как обычно, на кладбище. А тебе работка предстоит. Все про Пеликана. Про его родителей, тетей и дядей, про его кошку, про друзей детства, какое любит мороженое и так далее. Чтобы к вечеру полный отчет. Если он эту дискету просто по глупости спер или нашел где, я его послезавтра отпущу под слежку, потому что мне нужен туляк.

— Я все сделаю. Только разрешите мне съездить с вами на кладбище. Если Пеликан сидит, кто же делает снимки, относит в газеты?

— У меня на этот счет есть одно подозрение, я думаю, этот кто-то тоже не прочь ради Пеликана харакири сделать.

А можно, — сказал Миша Январь, — я велосипед там запрячу, на шею повешу фотоаппарат и изображу такую умную и скучную морду лица, как у Пеликана?

С утра шел дождь. На Преображенском кладбище народу было на удивление много. «Суббота», — шепнул Январь Карпелову. Карпелов толкнул его локтем и в ужасе показал на большое скопление народу неподалеку. Человек пятнадцать в форме.

— Мама родная!.. Быстро выясни, что они делают, неужели они пришли на похороны Хари-тона?!

Миша Январь пробежался. Издалека Карпелов наблюдал, как он отирается возле погонников, невысокого роста пожилой полковник отвадил его.

— Свою сотрудницу хоронят, — доложил подбежавший Январь.

Карпелов облегченно вытер лоб платком. Дождь не принес прохладу. В мокром тяжелом воздухе незыблемо и торжественно стояли кресты и памятники, над ними куполом согнулось серое небо. В куполе эхом отражался гул разговоров, иногда прерываемый плачем, криком летающих ворон, сигналами машин и даже лаем собаки.

Возле небольшого памятника — черный кусок камня — стояла Ева Курганова и, слегка оторопев, читала свое имя и даты жизни. Эпитафия на памятнике заставила ее впасть в задумчивость. Прокрашенными золотом буквами было написано: «Ты самая…» И все.

— Я — сама я, — сказала Ева, — что тут скажешь еще?

Ее сфотографировал молоденький парень в джинсах, длинной, до колен, футболке, кепке козырьком назад. Потом он сфотографировал памятник, потом — опять ее.

«Нечего было рядиться, как на карнавал, сама виновата», — объяснила Ева его внимание и, проваливаясь каблуками в землю, пошла к большой группе людей в форме.

Гроб с телом Лариски еще не принесли, Ева старалась держаться подальше от своих, отстранение разглядывая другие похороны рядом и еще одни неподалеку. Вдруг она заметила странную напряженность немолодого усатого человека в строгом костюме, одним взглядом определив под тонким сукном кобуру. Еще больше она заинтересовалась, когда усач с кобурой напрягся, дал знак парню, фотографировавшему ее только что, и пошел навстречу двум высоким и статным мужчинам. С ленцой на чисто бритых лицах, в белых с галстуками рубашках, они были неотразимы, но Еву больше всего обрадовала их походка — шаг в шаг, как по команде, и странную напряженность быстрых внимательных взглядов — они по очереди осматривались. Усатый подошел к ним и стал что-то быстро втолковывать, красавец помоложе просто отодвинул его рукой, а его напарник обернулся и быстрыми глазами вверх-вниз запомнил. Усатый сорвал длинный колосок и засунул между зубов, сложил перед собой руки и расставил ноги, устраиваясь как для интересного зрелища. Парень с фотоаппаратом куда-то делся.