Читать книгу "Счастье на высоких каблуках - Ольга Хмельницкая"

– Нет. Никто ничего не требует.

Секретарша молчала.

– Я не могу вспомнить ни одного эпизода, который бы показался мне подозрительным, – сказала она наконец, – что конкретно вы хотите узнать? Красивый мужчина, исполнительный работник… ничего такого, чего не было бы у других.

– Не было ли у Виталия Георгиевича на работе недоброжелателей?

На этот раз пауза длилась дольше.

– Были, – сказала наконец секретарша. – Раз уж вы так хотите знать, Виталий Георгиевич – жесткий парень и активно делает карьеру. Был случай, когда он подсидел Васильева. Тот бушевал, как море в шторм. Кроме того… он нравился многим женщинам.

– Кому именно? – спросил Дима.

– Мне. Людмиле Леденцовой. Александре Паперной. Можете записать эти имена.

Секретарша смотрела на Марину и, казалось, хотела сказать еще что-то. Но промолчала.

– Мы не там ищем. Никто на его работе не мог знать о том, в каких магазинах я люблю делать покупки и что у меня есть сестра, которая живет по такому-то адресу, – сказала Марина.

– Согласен. Но вдруг что-то всплывет, – сказал Дима.

Машина Димы стояла на перекрестке и мигала левым поворотником. Машина с охраной пристроилась сзади.

– Меня слегка смутило поведение секретарши, – продолжил Дима. – Но я думаю, что все дело в том, что у нее были с твоим мужем какие-то шуры-муры. Тем более она в этом косвенно призналась, сказав, что он ей нравился. Не надо думать, что он у тебя – святой.

– Я уже большая девочка, – кивнула Марина. – Кстати, секретарша обладает недюжинным умом и наверняка имеет хорошее образование. Просто маскируется.

– Заметил, – кивнул Дима. – Думаю забрать ее к себе в компанию.

Ему наконец удалось повернуть. Машина пролетела перекресток с таким ускорением, что Марину вдавило в кресло.

– Так ты не вспомнила, где видела авторучку? – спросил Дима. – Это бы нам очень, очень помогло.

Но Марина только покачала головой. Светлячок по-прежнему летал в сознании, но все никак не давался в руки.

Юбка-карандаш от Sisley выглядела весьма неплохо. Марине нравился снежно-белый цвет. Тонкие черные полосочки по бокам, молния, высокая посадка. Марина надела ее и несколько секунд рассматривала свои ноги.

– Хороша, – решила она наконец.

– Ну покажи, что там? – сказал Дима.

Марина вышла из примерочной. Он смерил ее взглядом.

– Без юбки было бы лучше, – сказал Дима. – Ну так уж и быть, я тебе ее куплю.

– Я могу купить себе все, что в этом магазине. Сама, – сказала Марина, попытавшись выдавить весь доступный ей холод.

– А я могу купить весь магазин вместе со зданием. И что? – улыбнулся Дима. – Из этого следует, что я не могу купить юбку девушке, которая мне нравится?

Марина посмотрела на себя в зеркало.

– Но я, кстати, не советую тебе ее покупать, – продолжил Дима. – Попа выглядит плоской.

Марина растерялась.

– Не злись, – сказал Дима. – Померяй другую юбку. Предлагаю вот то красное кожаное мини. Или оставайся вообще без юбки. Мне, во всяком случае, последний вариант больше всего нравится.

– Попа, значит, плоская, – повторила Марина.

– Да, – сказал Дима.

Продавщица кашлянула, скрывая улыбку. Другие покупательницы с интересом обозревали попу Марины.

– А вот красное кожаное мини можно носить дома, – продолжил Дима.

– Я замужем, – прошипела Марина. – Хватит издеваться.

Секунду они смотрели друг другу в глаза. Спустя мгновение Марина поняла, что совершенно не может сердиться.

Людмиле Леденцовой было под сорок. Ухоженная, стройная, с гладким лицом, недавно, судя по всему, побывавшим под ножом хирурга, она выглядела чрезвычайно хорошо. На голове у нее была плотная шапка волос, очень темных и очень блестящих.

– Ну что вы? – сказала она. – Кто вам такое сказал? Виталий Георгиевич и я были в близких отношениях? Нет, в чисто деловых, рабочих. Ходили в ресторан вместе? Какая чушь.

Она на несколько секунд закрыла глаза, чтобы не было видно, как они бегают.

– Я изо всех сил сочувствую вам. Ваш супруг был…

Она замялась.

– Был? – ласково уточнила Марина. – Сочиняете некролог?

– Я хотела сказать, что убеждена, что сложившаяся ситуация никоим образом не связана с его работой, – закруглила мысль Людмила Леденцова.

Она глотнула чаю.

– Вы знаете, я припоминаю ситуацию, – добавила она. – Мы сидели в ресторане всем отделом, с нами были несколько человек из департамента, где работал Виталий Георгиевич. Общались, смеялись… Может, вы этот случай имели в виду?

– Работал? – повторила Марина. – Именно так, в прошедшем времени?

На лице Людмилы появилось раздраженное выражение.

– Спасибо, вы нам очень помогли, – произнес Дима.

Леденцова поспешила покинуть их, явно не желая продолжения беседы.

Александра Паперная нервно теребила салфетку.

– Я стажер, – сказала она. – Я работала в отделе под началом Виталия Георгиевича.

Ее голос сорвался. По щекам потекли слезы.

– Он жив? – спросила Александра, всхлипывая.

Марина молчала. Дима подвинул ей стакан холодного сока.

– Вы не подумайте, – сказала Александра, захлебываясь соком и слезами, – у нас ничего не было. Он, наверное, так и не понял, что у меня к нему чувства. Простите меня.

– Тебе не за что извиняться, – сказал Дима. – Это бывает. Это пройдет. Все нормально.

Она кивнула и посмотрела на него с благодарностью.

– За ним еще ухлестывала эта стерва… Леденцова, – сказала Александра. – Сначала все улыбалась… А потом я увидела, как она остановила Виталия Георгиевича в коридоре и что-то злобно шипела ему, а он пятился.

Марина и Дима переглянулись. Паперная продолжала заливаться слезами:

– А ведь она знала, что у Виталика есть жена. Правда, о ней ходили разные слухи.

– Какие именно? – спросила Марина.

– Ну, что она дочь богатых родителей, но Виталик горд и не берет денег, кто-то, напротив, говорил, что он с ней только из-за денег, кто-то – что она богата, но намного старше его, а еще ходила сплетня, что у его жены есть хорошенькая юная дочь от первого брака, поэтому…

Марина едва удержалась от улыбки. Слезы Паперной падали прямо в сок, и она так и пила эту сладко-соленую смесь.

– Я не хочу тебя расстраивать, но у Леденцовой и твоего мужа явно была интрижка, – сказал Дима. – Потом он ее, видимо, бросил, что ей, конечно, понравиться не могло.