Читать книгу "Путешественник - Жюльетта Бенцони"

Массовой резни, которой все боялись, не произошло. Обрадованные тем, что им все так легко досталось, англичане вели себя сдержанно, к тому же они хотели примириться с оставшимися жителями и обосноваться надолго.

Не пострадали от расправы и те, кто находился в Главном госпитале, но для них начался новый круг ада. Попав в руки победителей, навязавших им своих раненых и больных, сестры милосердия были вынуждены по-прежнему обходиться своими скудными запасами, но их, как и личные вещи беженцев, безжалостно растаскивали. Вдобавок ко всему им пришлось найти кровати и еду для охранявших их солдат, но больше всего они страдали от того, что им мешали молиться: англичане расположились в часовне, вышвырнув оттуда больных и раненых, и начинали вслух шутить и смеяться, лишь только начиналась служба…

К счастью, Матильда чувствовала себя лучше. Жар спал, и рана быстро затягивалась. Она жила в келье сестры Мари-Жозеф с тремя другими монахинями. Гийом и Конока по-прежнему спали в риге, но им уже не было так просторно, потому что теперь там теснились больные, которых выгнали из часовни. К великому сожалению, среди них не оказалось сержанта Ла Вьолета: в ночь после капитуляции он исчез, и никто не знал, через какую щель он умудрился просочиться со своей замотанной ногой. Скорее всего, воспользовавшись похоронами двух солдат в саду небольшого монастыря, он проскользнул через ризницу: когда Гийом вошел туда, чтобы отслужить заутреню, он заметил, что склянки с яблочной водкой там не было…Нетерпеливо, как белка в клетке, Гийом слонялся по госпиталю. Погода опять испортилась. Два дня подряд дул сильный северо-восточный ветер: он окутал истерзанный город грязно-серым туманом и поднимал над долиной Святого Лаврентия тучи листьев, которые приобрели однообразный коричневый оттенок. Постепенно дымка превратилась в холодный, нещадно хлеставший дождь. Гулять было нельзя, и мальчик страдал от этого не меньше, чем от присутствия победителей — оно жгло Гийома, ведь он ощущал свое родство с предателем, и ответственность тяготила его.

Между тем жаловаться на оккупантов он не мог. Его рыжие нечесаные волосы и свирепое выражение лица даже вызывали некоторую симпатию, особенно среди шотландцев, находивших в нем сходство со своими собственными мальчишками. Несмотря на то, что он сохранял с ними определенную дистанцию, они его не осуждали, усматривая в этом несомненное доказательство его британского происхождения. К тому же он всегда был с ними безупречно вежлив.

Даже возле матери Гийом не находил утешения. Матильда оставалась безучастной к развернувшейся вокруг нее драме. С тех пор как она осознала, что ей суждено было жить, она только и думала о том, чтобы покинуть страну, которую, как вдруг обнаружил Гийом, она никогда не любила. Мальчику даже показалось, что она не слишком печалилась, потеряв мужа.

Вечером 20 сентября, когда Гийом, поцеловав мать, пожелал ей спокойной ночи, неожиданно явилась взволнованная сестра Мари-Жозеф: госпоже Тремэн с сыном нужно срочно пройти в помещение привратницы — там их ожидают.

Они тотчас отправились туда и были немало удивлены, увидев английского генерала в восхитительной красной форме с золотыми галунами, присевшего на край стола.

Настоятельница тоже была в комнате, но с появлением матери и сына молча удалилась.

Внимательно осмотрев прибывших, которые стояли, не говоря ни слова, величественная особа объявила на чистом французском языке без малейшего акцента:

— Вы госпожа Тремэн, а этот ребенок — ваш сын Гийом?

— Это так, — ответила Матильда, ограничившись коротким поклоном головы.

— Я лорд Таунзенд, в настоящее время я командую войсками, взявшими Квебек…

— ..благодаря предательству моего пасынка и…

— Меня это не интересует. Сюда меня привело письмо от уважаемого мною французского офицера, в котором он обращает мое внимание на вашу судьбу. По словам господина де Бугенвиля, вы находитесь в крайне тяжелом положении. Итак, я пришел узнать, чем могу быть полезен…

Ответ последовал так скоро, что Гийом почувствовал, как краска заливает его лицо.

— Помогите нам уехать из этой страны! Я родом не отсюда, милорд, а из Нормандии, и хочу лишь одного — вернуться домой. Не могли бы вы мне в этом помочь?..

— А я не хочу! — выкрикнул Гийом, испугавшись того, чего добивалась Матильда. — Какое вам дело до нас, если вы даже не желаете знать, что обязаны своей победой убийце, человеку, который осмелился…

— Гийом! — воскликнула мать, привлекая к себе сына и пытаясь другой рукой закрыть ему рот. Но мальчик вырывался, а у Матильды почти не осталось сил. Она пошатнулась, и ей пришлось подставить табурет.

Англичанин, которого сначала позабавил резкий выпад мальчика, теперь смотрел на него строго.

— В Англии дети молчат, когда говорят старшие! Как вам не стыдно причинять боль вашей матери!

— Разве мне должно быть стыдно сказать, что это моя родина, что я люблю ее и хочу здесь остаться?

— Конечно, конечно… однако все же придется ее покинуть. Я, не в силах обеспечить безопасность вашей матери, и, как мне кажется, именно о ней вы должны позаботиться в первую очередь. Таким образом, я обращаюсь именно к ней Ваше желание вернуться во Францию, мадам, совпадает с моими намерениями. Я только что разрешил отправку одного из находящихся в порту торговых французских судов… Оно принадлежит некоему Бенжамену Дюбуа из Сен-Мало и поднимет паруса завтра утром во время прилива. Оно возьмет на борт сражавшихся здесь солдат, пожелавших вернуться домой. Я распорядился предоставить вам каюту…

— Завтра утром? — с трудом выговорил Гийом в отчаянии. — Но это невозможно. Слишком рано!

— Напротив, это единственная возможность. Пройдет несколько дней, и выйти в открытое море, может быть, уже не удастся. К тому же, мой мальчик, бесполезно спорить! Это приказ. Если вы попробуете уклониться, вас силой приведут на корабль. Мадам!

Таунзенд сухо поклонился и направился к выходу, где его ожидал небольшой отряд гренадеров. Внезапно он остановился:

— Чуть не забыл: господин де Бугенвиль приложил письму послание для Дюбуа — кажется, это его друг и человек порядочный. Он позаботится о том, чтобы по прибытии во Францию вы смогли добраться туда, куда пожелаете…

Кровь прилила к щекам Матильды, глаза ее радостно блестели. Схватив письмо, она спрятала его под наброшенную на плечи шерстяную косынку.

— Как вас благодарить, милорд?

— Научить сына без ненависти относиться к Англии. Если он так любит Канаду, почему бы ему не вернуться сюда… через несколько лет?

Гийом не слышал последних слов: он выбежал из тесной комнаты, где только что распорядились его будущим, даже не позволив ему защитить себя. Он бежал через госпиталь не разбирая дороги и желая лишь одного — вновь очутиться в риге, в своем углу, рядом с Конокой. В этот миг он люто ненавидел любимую мать и, словно почуявший западню зверь, думал лишь о том, как избежать ловушки. Все надежды он возлагал теперь на своего индейского друга: сегодня же ночью Конока должен увести его подальше от дома, где он томился. Вдвоем они могли бы вернуться в те места, где жили абенаки: там бы их никто не стал искать, там бы он вырос и превратился в мужчину, у которого хватит сил вернуться сюда, заявить о своих правах и отомстить за убитых… В ярости мальчик забыл и про свое обещание, и про все, что связывало его с матерью, столь жестоко его разочаровавшей. Он предпочел бы ее больше не видеть, даже если бы разлука длилась годы, но не согласился бы жить в ненавистной стране…