Читать книгу "Бремя прошлого - Элизабет Адлер"

Мы вышли из дома и прошли через обнесенный стеной сад, зеленевший шпалерами грушевых и персиковых деревьев, теперь совершенно высохших из-за отсутствия ухода.

Вечером, после ужина, я продолжала свой рассказ перед горевшим в гостиной камином. На мне было зеленое, цвета нефрита, платье от «Шанель» по моде тысяча девятьсот тридцать четвертого года, бриллиантовые серьги и браслеты. Этот молодой льстец Эдвард сказал мне, что я выглядела великолепно, и преподнес букет алых роз и громадную коробку шоколада, купленного в Голвее.

Я смотрела, как Эдди уселся на диване рядом с Шэннон и с какой приветливой улыбкой она подвинулась, чтобы ему было достаточно места. «Вот будет интересно, если он влюбятся друг в друга!» – подумала я. Но по своей всегдашней привычке я люблю опережать события.

– Напомните мне, дорогие, на чем мы вчера остановились?

– Лилли отправилась на рассвете на прогулку верхом с Финном О'Киффи, – нетерпеливо подсказала Шэннон.

– Ах да, Финн! Ну что ж, продолжим наш рассказ!

13

У Пэдрейга О'Киффи были волосы цвета порыжевшей соломы и нездоровое лицо, усыпанное веснушками и бородавками. Нижняя челюсть слегка отвисала, выставляя на всеобщее обозрение несколько уцелевших пожелтевших зубов. Грудь была впалой, короткие ноги – кривыми, а руки длинными, как у гориллы. Все считали Пэдди О'Киффи уродом, каких свет ни видывал.

Но как случилось, что у такого урода было два таких красавца-сына?

– Да, это моя порода, – хвастался он после нескольких кружек.

При этом он совершенно забывал, что его жена была из семьи, все члены которой отличались прекрасной внешностью, и что сам он был коротышкой из семейства О'Киффи.

Люди смеялись и над ним самим, и над его безумными фантазиями. Но не смеялись ни над Дэниелом, высоким, сильным, с красиво посаженной головой, увенчанной шапкой курчавых рыжих волос, ни над юным Финном, который был младше брата на два года, стройным, с черными волосами и серыми глазами, которые могли бы поспорить цветом с небом над Коннемейрской бухтой, когда в нее заползает с моря туман. Дэниел был умен и методичен, быстро пускал в ход кулаки, Финн же имел склонность к коммерции, отличался остротой ума и готовностью посмеяться. И если Дэниел был просто смазливым, то Финн О'Киффи – настоящим красавцем. Единственным недостатком братьев было то, что они родились бедняками.

Пэдди всю свою жизнь работал в конюшнях Арднаварнхи. Жена была прачкой в Большом Доме и частенько брала с собой маленьких детей, которые играли на кухонном дворе или помогали конюхам, не забывая ни на минуту, что при появлении его светлости надо было сразу же прятаться, дабы тот их не увидел.

Детство их проходило в бедности и лишениях. Половина населения этого края сорок лет назад во время великого голода переселилась в Америку на приводивших в ужас кораблях, которые нельзя было назвать иначе, как старыми калошами. Когда Дэниелу было двенадцать, а Финну десять, во время эпидемии инфлюэнцы, с завидной регулярностью прокатывавшейся по сельской местности и за одну ночь уносившей каждого десятого, умерла их мать, а за нею и шестеро их братьев и сестер. Финн и Дэниел оказались на попечении отца, любившего больше выпивку, чем собственных чад.

В их крытом соломой, сложенном из камня, побеленном известкой доме была всего одна комната с земляным полом. В камине постоянно горел торф, и над слабыми языками пламени в черном чугунном котелке обычно кипел водянистый суп. Поперек очага висела нитка коптившейся рыбы, пойманной Дэниелом в бухте и добавлявшей неописуемый «аромат» к запаху торфа и цыплят, копошившихся в углу, на куче соломы.

Этот «аромат» пропитал насквозь мальчиков и стал неотъемлемой их частью. Так было до того дня, когда двенадцатилетний Финн оказался в Большом Доме. И однажды экономка в присутствии многочисленных слуг крикнула ему:

– Эй, мальчик! От тебя разит дикими зверями! Убирайся отсюда вместе с этой вонью! И не появляйся здесь, пока не отмоешься.

Пристыженный Финн выронил из рук пустые ведра и умчался в конюшню, где Дэниел помогал отцу убирать из стойл навоз. Вокруг них жужжали мухи. Финн стоял и смотрел, как они ползали по испачканной навозом соломе, и впервые задумался над их положением в Большом Доме. И он сам, и отец с братом были здесь последними людьми – уборщиками навоза и подносчиками угля.

– Что с тобой? – опершись на вилы, взглянул на брата Дэниел. Глаза Финна были злыми, а щеки пылали. – Не заболел ли ты, парень?

Дэниел подошел к брату. Воспоминания о том, как его мать и шестеро братьев и сестер метались в жару, в конце концов, унесшем их в могилу, всплыли в его сознании, и он приложил свою широкую ладонь ко лбу Финна, с тревогой всматриваясь в лицо мальчика. Лоб был холодным, и Дэниел облегченно вздохнул. После смерти матери отец стал пить так, что почти никогда не бывал трезвым. Дэниелу пришлось взять на себя роль хозяина в разваливавшемся доме и ответственность за младшего брата.

Все ожидали, что Дэниел О'Киффи вырастет в добропорядочного, сильного мужчину и станет хорошим мужем одной из деревенских девушек; другое дело – Финн. «С такой наружностью да со сладкими речами, – рассуждали за стаканом вина отцы семейств, – надо будет держать ухо востро и, пожалуй, запирать дочерей дома, когда этот Финн О'Киффи войдет в мужскую силу».

Пока же Финн не чувствовал, что являл собою потенциальную угрозу для женщин. Он не чувствовал ничего, кроме жгучего стыда и злости на самого себя за то, что никогда не задумывался о том, как от него пахнет.

– Почему ты ни разу не сказал мне об этом? – спросил он брата, отшвыривая ногой слипшуюся солому. – Почему не говорил, что от меня воняет конским навозом? Диким зверем, как она сказала. И все смеялись.

Краска стыда тронула щеки Дэниела, когда он посмотрел на брата. Во всем виноват был он, Дэниел. Ведь он отвечал за все. Ему следовало знать, что в доме нужно поддерживать чистоту, следить за тем, чтобы они как следует мылись каждый день и чтобы одежда всегда была чистой.

– От нас никогда так не пахло при маме, – сердито сказал он. Отбросив в сторону вилы, он схватил брата за руку и повел к водяной колонке. – Стягивай с себя все, дружище, – приказал он.

Финн колебался. Был довольно сильный ветер, и он знал, что вода ледяная.

Дэниел наполнил водой оцинкованное ведро и вылил ее на брата. Финн завопил, и весь конный двор залился долго не стихавшим насмешливым хохотом. Дэниел снова наполнил ведро обжигающе холодной водой и вылил ее на голого дрожавшего брата.

– В кладовке найдешь чистую мешковину, – сказал он, наконец, закончив процедуру. – Завернись в нее и иди домой. Вечером выстираем твою одежду, и завтра уже ни одна служанка не скажет, что от моего брата разит дерьмом.

Финн побежал между деревьями к дорожке, которая вела в их домик. Он боялся, что кто-нибудь может увидеть его посиневшим от холода и едва прикрытым куском грубой старой мешковины. Сердце его упало, когда он услышал топот копыт по изрытой дороге. Он выглянул из-за угла, со страхом думая о том, кто бы это мог быть.