Читать книгу "Инстинкт тролля - Жан-Клод Дюньяк"

восьмеро, полная бригада, с прецизионными кирками. Они бьют разведочную траншею в необследованной зоне и забуриваются то тут, то там, простукивая скалу концом рукоятки, чтобы сориентироваться. Это самая настоящая работа, а не какое-то копание ради того, чтобы поддразнить меня. Что хуже всего, им от моего появления ни жарко ни холодно. Это при том, что галерея, как того требуют правила, выстлана фосфоресцирующим лишайником, и они прекрасно видят, что я в бешенстве.

— Провозимся еще часа два, шеф, — говорит самый старший, приподнимая каску.

Его борода покрыта коркой пыли. Коротышки сроду не носят масок, даже работая с крошащимся камнем. Это экономит деньги на средствах защиты (если верить экспертам по производительности труда с верхних этажей, которые в жизни не ступали в рабочую галерею). Поэтому всякий гном обходится тем, что заматывает себе волосами рот и нос. В результате получается замысловатое плетение, которое задерживает бóльшую часть сора. Тем не менее, дыхание при работе у них сиплое, и радоваться тут нечему.

— А перерыв — он начался двадцать минут назад!

— У нас сейчас окно на проспекторские работы, шеф. Вы что, не смотрели докладную записку?

Он, похоже, ничуть не устрашился даже когда я подошел вплотную. Мои инстинкты тролля выплясывают джигу у меня в потрохах.

— Разъясни.

— Мы вырабатываем нашу квоту проспекторских часов, необходимых для количественной оценки прогнозируемой деятельности производственной структуры.

Я подцепляю его за ремешок каски и подымаю, пока его глаза не оказываются вровень с моими.

— Разъясни еще раз, такими словами, чтобы я понял.

— Мы копаем сейчас, чтобы знать, где копать потом. Вас не затруднит отпустить меня, шеф?

Ремешок рвется, так что мне отвечать не обязательно. Он приземляется на ноги, ловит свою кирку в воздухе и сильно бьет по скале, чтобы использовать даровую инерцию.

— Дай-ка угадаю, — вздыхаю я. — Это идея Кредебита?

Он кивает, затем возвращается к своему занятию, больше мной не интересуясь. Остальные продолжают невозмутимо бурить. Это должно меня бесить, да оно и бесит.

Но не на них.

Когда я вернулся в свой кабинет, Кредебит уже исчез. Я заглядываю под сланцевую плиту, на которую сваливаю свою канцелярщину, но он сбег. Он даже забрал чашку, в которую я расплачиваюсь с ним жидкой наличной валютой. Ладно, он пьет под моим столом в темноте, так что это черный нал, зато это не дает его пиву оставлять пятна на сланце. Ничего тут противозаконного нет. Я не борюсь с системой, я просто игнорирую ее и надеюсь, что она делает со мной то же самое.

Стопка пергаментов со штампом «Срочно» с тех пор, как я ушел, подросла еще. Я пожимаю плечами и угощаюсь горстью чистейшей воды каратов, которые жую с чувством и расстановкой. Не стоит поднимать волну. Я в конце концов доберусь до этого маленького засранца, и у нас будет объяснение одностороннего плана: то есть, когда один всё говорит (это я), а другой (он) — отхватывает всё причитающееся.

Кстати о причитающемся — думаю, пора слегка выпить.

Вход в таверну перекрыла развеселая компания, подбадривающая криками кого-то внутри. Над их головами проносится глиняная пивная кружка, за ней вторая — еще наполовину полная. Я их перехватываю на лету и аккуратно пробираюсь сквозь гущу гномов. Это еще не настоящая потасовка — не видно, чтобы кто-то принимал ставки. Я решаю не вмешиваться, но передумываю, узнав фигуру, обмякшую напротив стойки.

— Ты еще в состоянии пить, Седрик? Твоя очередь угощать.

Булькающий звук, который служит ему вместо ответа, можно истолковать по-разному, но официант привык к подобного рода клиентам. Он ставит передо мной как следует охлажденный бочонок с капельками росы на пробке и чашку гранатов на закуску. Седрику ничего не перепадает, откуда я делаю вывод, что он уже получил свою порцию. Я хватаю его за волосы и оттягиваю ему голову назад, чтобы помочь выпрямиться.

— Славно они над тобой поработали, — со знанием дела восхищаюсь я.

Вокруг глаз у него сияют свежие, оригинальные цвета. Глубокая синева, дополненная мазком желтого и тонкой линией черных вставочек для придания рельефности. Хорошо просматриваются наложившиеся друг на друга пласты отеков. Высокое искусство.

— Это все кружки, — вмешивается Альбус, забираясь на сиденье рядом с моим. — Они ими ему портрет выправляли.

— Дай-ка я угадаю. Он сказал вслух, что думает о твоем пиве?

— Нет, это было в прошлый раз. А в этот… — Альбус поворачивается к официанту, который на его немой вопрос отвечает пожатием плеч. — Должно быть, он кого-то расстроил.

— Это не должно входить в привычку, — ворчу я. — Или просто ждите, пока приду я. Он мой стажер, и это я отвечаю за педагогические мероприятия в его отношении. Кроме всего прочего, уж я-то научился не оставлять следов.

— Вот вас-то я и искал, — заикаясь, бормочет Седрик, массируя лицо.

Можно обвинять мальчика во многом, но только не в отсутствии храбрости. А может, он слишком глуп, чтобы бояться меня.

— Плесните ему пива, — снисхожу я.

Толпа гномов расступается, давая нам пройти. Мы перемещаемся к одному из столиков на задах, подальше от посторонних глаз. Он был уже занят, но парочка, заплетающая друг другу бороды, предпочла освободить нам место, когда я чуть не сел на них — без особого, впрочем, умысла.

— Странные они, эти двое, да? — шепчет Седрик, наблюдая, как они уходят.

— Это две девушки. Что тут такого?

— Две девушки, надо же! Я думал… А вы что, знаете, как их отличить? С бородой и всем таким?

Я пожимаю плечами.

— Я их начальник, я могу заставить их предъявить свои вторичные половые признаки, когда захочу.

Я откупориваю свой бочонок, отхлебываю первый глоток и подмигиваю ему. Он возмущен, а я потешаюсь:

— Я говорю об их платежных ведомостях, балда! Поверь, самцов от самок отличить легко и просто, всего-навсего взглянув на их жалование.

Он теряет дар речи — мелочь, но сидеть приятней. Я слегка ерзаю, умещая ягодицы на двух скамейках так, чтобы равномерно распределить свой вес, и смотрю на него, пытаясь проанализировать собственные ощущения. Я наконец-то свыкся с мыслью, что у меня есть стажер: некто, чье познание мира полностью зависит от меня. Мне почти жалко его, с этой его несчастной, уделанной кружками физиономией.

— Рассказывай, — говорю я после нескольких глотков, которые окончательно опустошают бочонок.

— Это насчет Шелдона.

— Что с ним приключилось на этот раз? Рыцари сунули его в тюрьму? Запытали? Убили?

— Он хочет жениться.

Я чуть не выплюнул свою железненую воду.

— Ого, это серьезная проблема.