Читать книгу "Идентичность Лауры - Ольга Владимировна Маркович"

мои мысли.

— Коула больше нет. Разве ты не помнишь? — говорит он, и сердце у меня уходит в пятки. В ушах снова гул. Я падаю на траву, и все плывет перед глазами так, будто меня кружит на детской карусели. Второй, тот, что не Гиг, шлепает меня по щекам, светит мне фонариком в глаза.

— У нее шок. Надо отвезти ее в больницу, — говорит он, но голос его доносится откуда-то издалека.

— Я не хочу жить. Не хочу, не хочу. Я хочу к моим сестричкам. К моим маленьким сестричкам, — шепчу я в забытьи, чувствуя, как холодные слезы бегут по щекам.

Не вспоминать. Не вспоминать.

Я хочу к Салли и Карин.

А потом наступает пустота.

Глава 5

Рамзи. Спарринг-партнер

Джессика позвонила рано утром и безапелляционно предложила составить ей компанию на игре в теннис. Я уже и забыл, какое необдуманное обещание дал ей в день знакомства. Пока неуемная девица тараторила в трубку, я собирал с пола вещи, зажав мобильник между плечом и щекой. Накануне я вернулся домой уставшим. Скинул одежду, да и сам упал в кровать, как вещь. Хорошо, что бабушка не видела того, что творилось у меня в пристройке. Жили мы с ней вместе. В одном доме, стоящем на отшибе. Прикрытом несоразмерно длинными пальмами, как пляжными зонтиками. Бабушка держала хозяйство, состоящее из безрогой козы породы джамнапари с висячими ушами, как у бассет-хаунда, пары вечно квохчущих кур да небольшого огородика, заросшего стручковой фасолью, лаймовыми деревьями и прочей зеленью. Она носила на соседний рынок урожай и получала крохотную выручку. Вероятно, ей нравился сам процесс. Мама из чувства вины ежемесячно посылала родительнице деньги. Может, поэтому многие в округе считали бабулю зажиточной дамой. Та же не тратила на себя ничего из присланного, живя своим трудом. Бабушка никогда не заговаривала со мной о маме. Выбрав папу, та почти перестала для нее существовать. Нет, это не было отречением от собственного ребенка. Просто мама выпала из понятной бабушке системы координат. А ба обладала свойством не думать о том, чего не понимала. Меня же она любила до странности, безусловно. Хотя я сочетал в себе бесшабашность отца и непослушание матери. Поколенческий парадокс: за что взрослое поколение обожает внуков, за то же чихвостит собственных детей. А может, ба видела во мне кое-что от себя самой? Словом, жили мы с ней бок о бок. Итальяно-ланкийский бармен и одинокая старая женщина, страдающая трудоголизмом.

Я занял флигель с отдельным входом. Лесенка к моей двери тянулась по фасаду металлической хлипкой змейкой. Нижний этаж бабушка сдавала экспатам, и именно это, а не огород, составляло основную часть ее дохода. Сейчас на первом этаже пристройки жила чета русских: девочка с куцыми дредами и худенький мальчик в круглых очках. Парочки этой почти не было видно и слышно. На втором этаже флигеля находилась просторная комната со скошенной крышей, точно французская мансарда. Когда я только приехал, ба использовала ее как склад. Мне пришлось самостоятельно закрасить стены белой краской и выложить душевую плиткой, чтобы там можно было жить. Кроме кровати, шкафа с реечными дверцами, напоминающими жалюзи, стола, стула и мишени для дартса ничего у меня не было. Поэтому разбросанные кругом вещи сильно портили картину минималистичного интерьера. Обычно я все-таки успеваю добираться до шкафа.

Так вот, я вяло прохаживался по комнате, нагибаясь то за майкой, то за шортами, то за трусами. Джесс щебетала на другом конце трубки тоном, не готовым к отказам:

— Игра будет двое на двое. А то эти засранцы повадились ходить без меня. Говорят, они друг другу достойные противники. А вот я плохо подаю, и им со мной не интересно. Да и в таком раскладе всегда кто-то один сидит на скамейке запасных и ждет своей очереди. А ты, Рамзи, самое то. Как говорится, для баланса!

— Да, помню. Твой муж сказал, что я подойду, — усмехнулся я. Еще в день первой встречи я отметил, как быстро Гиг «оценил» мою спортивную подготовку.

— Ага, — даже не попыталась смягчить удар по моему самолюбию Джесс.

Может, мне и нравилось в ней то, что она никогда ничего не смягчала.

— Так через час, в девять, на корте в форте? На корте в форте! Почти стишок вышел, — озорно повторила Джесс и добавила: — Успеешь?

— Постараюсь! — крикнул я, уже заступая ногой в душевую и включая воду. Тоненький голосок Джесс утонул в струях, бьющих в плиточный пол из смесителя. Закрыв глаза, я подставил лицо под покалывающие водяные иглы. Стоял долго, пока не привык и не перестал щуриться. Секунды слились в минуты. Задержав дыхание, я то ли заснул, то ли отлетел в иные слои мироздания. Диафрагма начала сокращаться в болезненных движениях. Хватая ртом воздух, я дернулся из-под водяного потока и задышал сладко, как еще не дышал в жизни.

На месте я оказался раньше других. Утренний форт, колониальный оазис светской архитектуры, был полон туристов и тех, кто собирался на них заработать. Здесь не громоздились горы мусора, а обшарпанность белокаменных стен и резных балкончиков только придавала крепостным застройкам изысканности. За вход плата не взималась. Место это считалось культурным наследием, теперь не служившим прямому назначению — защите города с моря. Форт славился маяком, который щупал по вечерам лучом яркого света прибрежную воду, магазинчиками с местными предметами искусства, кафешками, где можно было выпить редкий для этих мест капучино, видовыми ресторанами, на теплых крышах которых вечерами отдыхали уставшие от зноя коты. Непривычные глазу, высились стоящие бок о бок англиканская и голландская церкви, построенные набожными колонизаторами для своих миссионеров.

На поле против корта местные ребята играли в крикет — наследие англичан. Топтали босиком травяное поле, которое в часы простоев занимали птицы, горланящие шумнее теперешних игроков. Я никогда не любил этой игры. Да, если подумать, из всего спорта нравился мне только серф. До девяти лет я жил с родителями на Ланке и резвился с отцом в волнах, зная и чувствуя их, как живые. И сколько себя помню, столько же знал я Санджая Арору. И столько же он стоял на доске. Джай был старше на три года, и когда я только познавал азы, он уже вовсю бороздил водную гладь. После переезда в Италию бывал я здесь наездами и первым делом по возвращении бежал на океан. Санджай встречал меня там же, в том же месте. Будто время тут двигалось медленнее, в своем неспешном темпе. Ланка снова и снова радовала меня безупречными