Читать книгу "Записки нечаянного богача - Donteven"

могут привести к необходимости очень неожиданного выбора. Нагляднее его личного примера и не придумаешь, конечно. А еще у него оказались знакомые в Бауманке и МГИМО, хотя, по его же словам, с моими нынешними возможностями это было совершенно неважно. Словом, очень плодотворно мы с ним поговорили до тех пор, пока не пришла пора собираться по домам. Это он как-то определил – по мне так сидели бы и дальше. Колоритные южные мужчины в бурках принесли нам охапку шампуров от площадки с мангалами – им, видимо, было горько смотреть на нас, скучавших над фруктовой нарезкой. К слову – такого мяса я никогда за всю свою жизнь не пробовал, хотя был убежден, что о шашлыках знаю вполне достаточно. Но тут были какие-то прямо коллекционные, царские – их хотелось есть безостановочно: в меру соленые и острые, в меру жирные и не в меру вкусные. Подкованный лорд рассказал, где именно в столице эти чудо-мастера держат свой ресторанчик, и что туда можно подъехать на неделе, но столик лучше заказывать сильно заранее. Он вообще оказался для начинающего меня незаменимым советчиком и проводником по миру богатых. Много всего знал. Не знал только, как мне рассказать своим, что я вот-вот уеду в путешествие в одиночку.

Когда тот самый S-класс остановился возле въезда ко мне во двор, стемнело почти полностью. Попрощались с Серегой, договорившись, что я буду держать его в курсе дел. Покупки, неожиданные звонки, грядущее турне – все, как выяснилось, лучше было обсудить без спешки, чтобы не попасть в силки Даннинга и Крюгера. И я был очень рад, что случилось такое удачное знакомство. Мы за этот вечер наобщались, как одноклассники, что дружили во время учебы в школе, потом встретились на каком-то юбилее выпуска и поняли, что за многие годы так и не стали чужими и далекими друг для друга. Все те, с кем я дружил в школе, оказались далеко. Многие – уже недосягаемо далеко. Поэтому почти забытое чувство дружеского плеча, поддержки и радости от возможности поговорить «на одной волне» я воспринял очень ярко.

Двор встретил июльской жарой, которая в Москве ощущается особенно. Когда весь день солнце жарит асфальт и панельные дома, а потом наступает вечер. Ветра нет, листья на деревьях не шелохнутся. Накопленное за день тепло перемешивается с запахами города, и это густое варево заполняет все свободное пространство. На нижних этажах кто-то готовил ужин, судя по всему котлеты. И сжег лук, поэтому мимо этого подъезда хотелось пройти быстро и не дыша. Из открытого окна третьего этажа в следующем подъезде разорялся телевизор. Там жила старушка, почти глухая, но не чуждая прекрасного – она регулярно смотрела и слушала все многочисленные вокальные конкурсы и концерты по всем федеральным каналам. Половина двора была вынуждена, хотя скорее - обречена делить с ней восторги и печали конкурсантов и жюри. Многие открыто выражали несогласие с оценками или осуждали решения – преимущественно матом. Да, бывают такие районы в столице, о которых не пели Визбор и Окуджава. Про них обычно поют, вернее, говорят гадости вслух под ритмичный кач рэперы средних лет.

На лавочках возле клумбы собрались завсегдатаи, громко и энергично обсуждая что-то крайне важное. Иногда сбиваясь на подпеть звездам из бабкиного окна. На случай, если сегодняшний репертуар будет им не по вкусу – с собой была приготовлена колонка, на которую из телефонов раздавали бессмертную классику: Круга, Мираж, Кар-мэн. Стальные люди: столько пить каждую пятницу, и в снег, и в зной – это сколько же здоровья надо иметь?

В моем подъезде привычно пахло сырым старым подвалом и свежими листовками, набитыми в почтовые ящики с каким-то нечеловеческим энтузиазмом. Лифт, замененный в прошлом году по программе «Помоги главе управы купить новый BMW», гнусавым женским голосом сообщил: «Первый этаж». Холодный свет диодных ламп в нем регулярно напоминал мне о прозекторской. На моем этаже было тихо и темно, но стоило выйти – как вспыхнула дежурная лампочка на площадке, яркая, как ксеноновая фара. Я открыл дверь своим ключом, разулся, зашел в ванную. Судя по хаотично расположенным кроссовкам, Антон дома. Душ, зубная щетка – и я в нашей комнате. Аня давно спит, обняв медведя. Надя тоже спит, но стоит мне лечь рядом – сонным голосом спрашивает:

-Джин? – это ее суперсила, она всегда знает, что именно я пил. Пользы от этого никогда не замечал, но на моей памяти она не ошиблась ни разу. Чудо-женщина.

-Да, Алладин, это я, – да, шутки после такого насыщенного дня выходили уже не очень.

-Как посидели? – это вопрос впроброс, просто чтобы сразу не заснуть, видимо.

-Хорошо, продуктивно. Спи, завтра все расскажу, – прошептал я на ухо жене и чмокнул ее в щеку. Она заснула мгновенно, как человек с чистой совестью или смертельно уставший.

Сон навалился сразу, едва голова коснулась подушки. В этом сне я бежал по таежному лесу с дипломом Оксфорда в руках от Николая Петровича, который чуждо смотрелся в тайге в своем летнем кэжуале. Хотя я с дипломом наперевес тоже вряд ли украшал пейзаж. Мы бежали вдоль потрясающей красоты озера с берегами, поросшими кедрачом. Чуть дальше уходила направо какая-то горная гряда, не сказать, чтобы очень высокая, но даже глядя отсюда лезть наверх почему-то не хотелось. В озере плеснула хвостом явно крупная рыба.

Как часто бывает в снах, особенно после чего-нибудь горячительного, сюжет и картинка менялись мгновенно. В этот раз картинка осталась, но пропали полковник за спиной и диплом у меня из рук. Я шел вдоль берега, глубоко вминая мох и удивляясь, как это до сих пор еще не промочил ноги? Впереди из-за невысокого, но какого-то разлапистого кедра показалась протока, уходящая в сторону предгорья. Вода в ней бежала быстро, с шумом и завихрениями на поверхности, которые бывают, когда на дне полно камней. Несколько шагов по берегу от озера, против течения – и передо мной ровная площадка со старым, выложенным камнями, кострищем и странной избушкой за ним. На таежный балок или охотничью избу было не похоже. Будто кто-то вырыл землянку, поставил сверху 3-4 венца и накрыл двускатной крышей. Дверь, высотой от силы метра в полтора, открылась, и из избушки вышли импозантный нотариус, а за ним – Михаил Иванович Второв.

Я поднял голову, глядя на горный хребет. Возле одной из скал что-то поблескивало, и я был полностью уверен, что это разбитое стекло в кабине самолета. Но что тут делал самолет –