Читать книгу "Туристический сбор в рай - Дмитрий Михайлович Липскеров"

получше, возле костра, а нет – ищи холодный чердак… Где-то ему подали кусок завонявшего сала, а рябой мужик, распродавший к этому времени весь свой товар, протянул убогому пластиковый пакет с несколькими посиневшими трупиками цыплят. Вот удача, так удача. Сегодня он будет спать у костра, сытый и счастливый… Довольный подношением, до выхода он уже почти не побирался, лишь остановился возле главного мясника, возвышающегося над ним Голиафом. Гражданин задрал голову, дабы взглянуть на обладателя могучих телес, но в раненом ухе стрельнуло, и он, оставив развлечение на следующие выходные, поплелся к выходу.

– Чашкин! – услышал он громогласный голос в спину – и замер. – Чашкин!

Он обернулся, пошарил глазами и понял, что призыв исходит от самого мясника.

– А кто спрашивает? – неожиданно для себя поинтересовался гражданин.

– Чашкин, это ты?

– Я… – с удивлением ответил бомж. – Чашкины мы…

Облокотившись о мрамор прилавка, мясник – король рынка, бог топора и говяжьей печенки – вдруг улыбнулся, и в маленьких глазках исполина просияло как от коктейля незамерзайки и дихлофоса.

– Чашкин, друг! – распростер объятия Дрыкин. – Чашкин, ты ли это, брат мой?!!

Гражданин без особого места жительства всегда был готов к подставе, к подлости человеческой, а потому не бросился оголтело обниматься со столпом рынка, лишь сделал маленький шажочек в сторону.

– Так точно, фамилия моя Чашкин. Мы как-то знакомство имеем?

– Чашкин! – вскричал мясник, вознося огромные, наколотые голыми бабами руки к небу. – Да я это! – Он улыбался во все огромное небритое лицо. – Я это, Чашкин! Дрыкин! Не узнаешь, брателло?!

Услышав фамилию, гражданин замер на месте, затем шумно втянул в себя сопли и, просияв лицом, вдруг опознал в великане-мяснике своего старого друга, одноклассника Колю.

– Колян?! – осклабился Чашкин. – Колян Дрыкин!

– Ну, наконец-то!

– Колян – в сиську пьян? – уточнил Чашкин и бросился в объятия старого друга.

– Помнишь, Вова! – тискал Чашкина в объятиях Дрыкин. – Вовка – в жопе морковка! – Мясник даже поцеловал друга в щеку от чувств. – Ну и рад же я!!!

– И я, Колян! – Из глаз бомжа текли слезы. – Колясик, дружбан! – Он привстал на цыпочки и, дотянувшись до подбородка мясника, чмокнул в него.

Наблюдающий за этой картиной, за неожиданно явленной ему идиллией народ умилялся словно на просмотре индийского кинофильма. Все были в этот момент едины как в День Победы. Тетка в пуховом платке совала Чашкину московские колбаски, но Дрыкин решительно отодвинул ее от драгоценного друга…

Этим воскресеньем Дрыкин закончил работу до срока, оставив вместо себя подмастерье, и потащил Чашкина к себе домой отметить столь чудесную и неожиданную встречу. Понюхав чашкинский пакет, он фыркнул и бросил его в сторону мусорного бака.

– Цыплята! – вскричал Вова.

– Будут взамен тебе бройлеры, Колян! И все, что захочешь!

Дрыкин и Чашкин шли по улице обнявшись, как школьники, только что поклявшиеся друг другу в вечной дружбе. Лет двадцать пять назад так оно и было. Возле забора, на котором они начертали два самых известных матерных слова, школьники поклялись быть неразлучными.

– Бля буду! – произнес нужные слова будущий мясник.

– Бля буду! – поддержал Чашкин.

По пути они купили три бутылки водки и две трехлитровые бутыли пива.

– Как я рад! – вновь воскликнул Дрыкин и обнял друга так, что захрустели кости. Но счастье Чашкина переполняло его душу, а оттого и дружеские объятия были легки, и в раненое ухо вернулся слух. Он так же искренне отвечал на слова друга забытыми словами. Искренность вернулась в одно мгновение и облагообразила обоих мужчин.

Пока добирались до дрыкинского дома, друзья как-то незаметно выпили одну бутылку водки и изрядно укрепили ее действие пивом.

Василиса Дрыкина впустила мужа и его друга в квартиру, но на обрюзгшей физиономии ее с темно-желтыми кругами под глазами радость не воспылала, хотя благоверный и орал на всю квартиру:

– Так это же Вовка – в жопе перловка! Ты что, не узнаешь?! Ну самый мой лучший друг! Это мы с ним тебя тискали в седьмом классе!.. Давай, мечи на стол!

Супруга короля рынка недовольно поплелась на кухню, где принялась что-то готовить. В комнатах был слышен мясной запах.

Дрыкин вытащил из серванта два стакана и большие бокалы для пива.

Накатили без закуски по соточке, хрюкнули в унисон, а затем Дрыкин выдернул Чашкина из-за стола и потащил друга к окну. Раздвинув тюль, он открыл для осмотра городской пейзаж. Под окнами его дома располагалось трехэтажное здание, рядом с которым находилась спортивная площадка с играющими в футбол пацанами.

– Узнаешь?! – прокричал Дрыкин. – Приблизившись к окну, Чашкин вглядывался. – Ну, Вовец – в жопе трындец! Ну, узнаешь?!

– Школа? – неуверенно произнес Чашкин.

– Ну!!!

– Наша школа?

– А то чья! Конечно, наша! А из нашего окна, – продекламировал Колян Дрыкин, а дальше друзья закончили хором: – Площадь Красная видна! – И их опять потянуло на объятия.

Чем громче было в квартире, тем хуже становилось настроение дрыкинской жены. Она, конечно, помнила этого говнюка Чашкина, который в школе щипал ее за все места, а потом женился на хромоногой Шляпкиной… Женщина уставляла стол закусками, то и дело возвращаясь из кухни в комнату.

– Не отсвечивай! – рыкнул Дрыкин. – Мелькаешь!

– Тогда сами себе готовьте! – злилась Василиса.

– Но-но! – пригрозил Колян. – И мясо пожарь! Я там вчера отбивные выложил из морозильника!

Друзья ели от живота и пили по возможностям. Судя по скорости исчезания напитков, возможности имелись серьезные, с резервом. Под мяско, капустку, колбасу они вспоминали свое детство: как чудили в школе, как таскали булки с хлебной фабрики, как подложили классной руководительнице под жопу пердунок – она потом еще на неделю слегла от позора, как взрывали школьные унитазы, заложив в керамику магний с алюминиевым порошком, а потом говнище текло по всем трем этажам. Они смеялись, на время убежав в свое детство, запивали каждый припомненный эпизод водкой и продолжали оставаться счастливыми.

Бывает на всяком застолье неожиданная минута затишья, когда каждый думает о чем-то своем, прислушиваясь к работе органов чувств. Вот и Колян с Вованом словили такую минуту. Дрыкин вспоминал, как отец учил его плавать, а Чашкин раскладывал по карманам несъеденные отбивные. Минута прошла, Дрыкин, словно очнувшись, засмеялся и разлил.

– За нас! – прогремел он.

– За нас! – поддержал Чашкин.

Выпили, утерлись. Вечерело.

– Вовка – в жопе страховка! Ты же вроде женился после армии?

– Ага, – согласно кивнул Чашкин.

– На этой… как ее?.. Кепкиной?

– Шляпкиной.

– А, да, вспомнил. И как там у вас?

– Шляпкина умерла, – улыбнулся Чашкин. – Уже давно!

– Слышь, Василиса! – закричал Дрыкин. – Шляпкина Вовкина померла!

Василисе было по барабану – как Шляпкина, так и Чашкин.

– Ага! – откликнулась она с кухни.

– А дети были?

– Двое пацанов.

– Тяжело без матери…

– Они тоже померли…

– Ох