Читать книгу "Сюита №2 - Наталья Гончарова"

слушал. И конечно, как я могла его оставить, я поддержала его, хотя и не была согласна, ведь это не безопасно, не безопасно ни для меня, ни для детей. К счастью, мы уезжаем, — вдруг неожиданно воскликнула Эдельтруд, а ее сухие руки дернулись к покрасневшим от гнева щекам. И эта краска ярости была единственным подтверждением, что под сухой, как пергамент кожей еще теплится жизнь, а сердце снабжает тело кровью.

— По правде я вас совсем не понимаю …, — едва слышно произнесла, сбитая с толку Анна. Она не могла понять, какое все это имеет отношения к ней. Может фрау Эдельтруд нужно было просто выговориться, что ж, тогда она выслушает ее, и поддержит, вот только едва ли ей это по силам, ее жизнь итак находилась в хаосе и сумятице, так что чужой беспорядок, едва ли был ей подвластен.

— Сейчас, сейчас, — торопливо продолжила Фрау Эдельтруд. — Как только мы приехали сюда, нам начали поступать угрозы, чтобы мы убирались отсюда. Анонимно конечно. Угрозы трусливые, угрозы подлые. Нас пугали расправой, местью. Сначала мы не придали этому значения, подумали, что это связано с войной, и воспоминания еще свежи, и потому люди так озлоблены и не рады нам, что ж их, можно понять, — замешкалась фрау Остеррайх. Но нет же! Все дело в Вилле! Месье Жиккель хотел купить соседнюю виллу, чтобы избежать ненужного соседства, а затем переоборудовать ее в домик для гостей. Но так случилось, что ее купили мы, и он был вне себя, он кипел от злости. И он, злой и подлый человек, не смирился с этим. О нет! Он пытался подговорить местных жителей, но никто не согласился, тогда он подыскал подлеца в Ницце, чтобы тот устроил поджог. Нет, не тот, что вы наблюдали, а самый первый. К счастью тогда мой муж вовремя их обнаружил, и нам удалось избежать трагедии. Ах, надо было тогда покинуть Теуль, но мой муж так упрям, и если чем-то одержим, то никогда не остановится до той поры когда уже не станет слишком поздно. Словом, спустя неделю все повторилось, и тогда уже нам не удалось предотвратить пожар, и мы потеряли виллу. Но только благодаря вам, Хуго жив, если б не вы, мне даже подумать страшно, чтобы стало, — и она с чувством сжала ее ладони, желая этим жестом показать как благодарна она Анне за спасение.

Анна растерянно смотрела на Эдельтруд, и, цепляясь за то доброе, что она хотела и желала видеть в людях тихо произнесла:

— Быть может вы ошибаетесь? Быть может это все лишь несчастный случай.

— Ах, Анна! Как вы наивны! Они во всем признались! Поджигатели! Хотя, конечно, полиция все замяла! Сказали это окурок! Откуда ему взяться, если никто в нашей семье не курит! Ложь! И теперь лишь сгоревшие развалины, и если бы не вы! Не было бы и моего упрямого, но любимого мужа!

— Но вам лучше благодарить месье Маршалла, именно он спас вашего мужа, от меня там проку было мало.

— Дэвида Мршалл? Ха! Как бы не так! — гневно воскликнула Эдельтруд, а ее глаза сверкнули ненавистью. — Этот подельник, дружок Жикелей, проходимец и бандит, именно он подговаривал местных, не удивлюсь, если это его идея. Редкий мерзавец. Мой муж навел справки о нем. О-о-о-о, какая дурная слава следует за ним, столько бесчестных дел в колониях, столько бед он принес людям, там, на далеких землях. Не здесь, конечно, не здесь, здесь все британцы сплошь порядочные люди. Вы только посмотрите, как они важно ходят по Английскому бульвару, названному в их честь. Как бы не так. Что ж, этого следовало ожидать, откуда же по-вашему его состояние, если родился он без гроша?

Анна побледнела, отпрянула и прошептала:

— Не может этого быть, вы ошибаетесь, я уверена. Уверена, он не имеет к этому никакого отношения.

— Держитесь от него подальше, Анна, — назидательно произнесла фрау Остеррайх, — кто знает, на какие еще бесчестные поступки способен этот бессовестный человек.

Голова Анны закружилась от услышанного. Мир, тот мир, прекрасный и восхитительный, что рождался на пепелище ее жизни, вдруг рухнул за одну секунду. Все, что она думала, все, что она нарисовала в своих мечтах и желаниях об этом человеке, оказалось ложью. Теперь все его фразы и молчание, все сказанное, а главное не сказанное, приобрело истинный смысл. «Не думай обо мне хорошо Энн», — стучало в ее ушах. О, как наивна она, и как она глупа, и это после всего прожитого и перенесенного. Жизнь ее, верно, так ничему и не научила. Ни понимать людей, ни разбираться в них, она так и не стала. И это после стольких лет одиночества, после стольких отказов, когда бы своим согласием она бы смогла поправить свое положение и жизнь, она отдала сердцу не благородному рыцарю, а не достойнейшему из не достойнейших.

Видя, как побелело лицо Анны, Эдельтруд Остеррайх, истолковала этот знак по своему, а именно как признак чрезмерной чувствительности собеседницы, принимающий чужие беды, как свои собственные, ибо не могла знать и догадываться, что за несколько дней произошло так много изменений в жизни простой бедной гувернантки из России. И стремясь утешить ее и успокоить, фрау Остеррайх взяла Анну за руку и уже материнским, но назидательным тоном продолжила:

— Но вам не следует слишком расстраиваться, Анна, главное, что вы больше не работаете у этих людей. Не так ли?

Анна лишь кивнула головой в знак согласия, не в силах произнести ни слова. Знала бы Эдельтруд, что о Жикелях она даже не вспоминала.

— Есть ли вам куда пойти? Где вы намерены теперь работать? — участливо спросила фрау Остеррайх.

— Я еще не думала об этом, — ели слышно произнесла Анна.

— Это печально и вместе с тем я даже этому рада, потому как мы вам так обязаны и признательны! Но теперь, мы можем отблагодарить вас! — с энтузиазмом воскликнула Эдельтруда. — Позвольте же дать вам адрес. Моя родственница фрау Мемингем нуждается в помощнице, она стара, и оттого плохо видит, но по-прежнему активна, и ведет переписку со многими людьми, кроме того не слишком хорошо знает французский, хотя и прожила уже большую часть жизни здесь. Впрочем, не мудрено, уж слишком вычурный язык. Словом, я вам дам адрес, в Париже, и дам рекомендации. И если вы надумаете воспользоваться ими, я буду только рада. Это было бы прекрасной работой, для такой достойной и трудолюбивой женщины как вы. Я видел, а как вы терпеливы, с этим несносным мальчишкой Матье, — шепотом произнесла Остеррайх, наклоняясь ближе к