Читать книгу "Инфицированные - Скотт Сиглер"

– Изолированный пучок нервных клеток, – сказала она. – Откуда он взят?

– Я обнаружил его поблизости от восьмого черепного нерва. Процесс гниения происходит и здесь, но мне удалось найти несколько относительно чистых участков.

Маргарет нахмурилась. Сюда, в восьмой черепной, или преддверно-улитковый нерв, поступали сигналы из уха.

– Он сильно поврежден, налицо признаки разложения, тем не менее очевидно, что это нервная ткань, – проговорила Маргарет.

Коллега промолчал. Маргарет оторвала взгляд от окуляра микроскопа.

– Ты уверена? – спросил, наклонившись к ней, Эймос.

Маргарет отнюдь не была расположена к шуткам, однако посмотрела в окуляр еще раз. И не увидела ничего необычного.

– Эймос, если хочешь на что-то обратить внимание, то, прошу тебя, не тяни.

– Эти клетки не принадлежат Мартину Брубейкеру.

Глаза Маргарет округлились.

– Не Брубейкера?.. Зачем ты изучаешь чужие образцы? Если клетки не Брубейкера, то чьи?.. – И вдруг она осознала страшный смысл происходящего. – Эймос, ты хочешь сказать, что клетки принадлежат наросту?..

– Я провел секвенирование белков в области черного шипа и венозного сифона. В результате выявились неизвестные белки, очевидно, не человеческого происхождения. Поэтому я взял несколько образцов по всему телу и провел аналогичное секвенирование. Я обнаружил высокие концентрации в головном мозге – вот как удалось отыскать скопление клеток на черепном нерве. Белок я обнаружил и в других местах, но больше нервов не было, а одни лишь остатки странного гниения. Высокие концентрации найдены в коре головного мозга, таламусе, мозжечковой миндалине, хвостатом ядре, гипоталамусе и перегородке.

Маргарет нахмурилась. Значительная часть высших функций мозга по-прежнему представляла собой загадку, как тут разобраться во всем? Инфицированные участки мозга Брубейкера составляли часть лимбической системы, которая, помимо прочих функций, управляла хранением информации в памяти и эмоциональными реакциями.

Но что, черт побери, злополучное новообразование делало в мозгу у Брубейкера? Оно ведь и так держало организм под контролем с помощью передозировки нейротрансмиттеров, не так ли?

Эймос продолжал:

– Сейчас ты наблюдаешь единственный из обнаруженных мной образцов, который не полностью разложился. Никогда не видел подобные белки, поэтому предполагаю, что они имеют синтетический характер. Если они натуральные, то, поверь, такие мне ни разу не попадались. Я внимательно проштудировал все академические и биотехнические базы данных и не обнаружил ничего подобного. То есть, если белки синтетические, кто-то очень хорошо замаскировал их производство. Что, в общем-то, неудивительно, учитывая передовые технологии, с которыми мы имеем дело.

Маргарет стало страшно. Невероятно, чтобы можно было создать нового паразита, который вырастает из малюсенького эмбриона размером с клетку и вцепляется мертвой хваткой в организм человека-носителя. Еще более непостижимым являлось то, что это существо производило нейротрансмиттеры, словно какая-то фабрика, и пачками швыряла их в кровоток. Ее приводила в оцепенение мысль о существовании гения, разработавшего искусственные нервы настолько аккуратно и точно, что они могут взаимодействовать с человеческими.

– Что касается венозного сифона, разделяю твою точку зрения, она имеет смысл, – сказала Маргарет. – Однако сифон – лишь физическая присадка для отсасывания питательных веществ. А как быть с мимическими нервами?

– Напрашивается логический вывод: новообразования внедряются в нервную систему точно так же, как и в кровеносную.

– Но почему? – спросила она, обращаясь скорее к себе, нежели к Эймосу. – Передозировка нейротрансмиттеров дает непредсказуемые результаты. Если цель заключается в том, чтобы сделать людей сумасшедшими, то зачем такие сложности?

Эймос пожал плечами. Он несколько раз согнул руки в локтях, встряхнул ими, сделал несколько наклонов в стороны, чтобы размяться и хоть немного взбодриться.

Маргарет перешла к своему рабочему месту, не переставая думать о загадочном организме, вызывавшем благоговейный трепет.

Раньше казалось очевидным, что цель организма – делать людей жестокими. Теперь, однако, она не была в этом уверена. Было еще что-то, что не объяснишь теорией о существовании высокотехнологичных террористов.

– Маргарет, подай мне, пожалуйста, камеру.

Оглянувшись, она увидела, что Эймос стоит рядом с бедром Брубейкера. Почти все части тела были охвачены черной гнилью, но некоторые участки все же разлагались не так быстро. Одним из таких участков оставалось бедро. Она схватила камеру с разделочного стола и подала ее Эймосу.

Он указал на небольшое поражение на бедре, которое они рассматривали раньше.

– Маргарет, взгляни. – Эймос опустился на колени и сделал снимок.

– Ты уже показывал.

– Да, но разве ты не видишь разницу?

– Эймос, – вздохнула Маргарет, – давай больше не будем драматизировать. Если у тебя есть что сказать, не тяни, пожалуйста.

Эймос что-то переключил в камере, потом встал вместе с Маргарет плечом к плечу, так чтобы оба могли видеть маленький экранчик с крупным планом пораженного участка, из которого торчало тонкое голубое волокно.

– И что? – усталым голосом спросила Маргарет. – Давай скорее. Прежде чем от тела ничего не останется, нам предстоит еще сделать кучу работы.

– Вот фотография, которую мы сделали, когда впервые увидели пораженный участок, – тихо проговорил Эймос, а потом нажал на кнопку и вывел следующий снимок. – А вот фотография, которую я сделал только что.

Маргарет внимательно посмотрела на экран. Две картинки казались идентичными, за исключением одного: на второй картинке волокон было уже целых три: маленькое красное, маленькое голубое и первоначальное голубое, которое стало раза в три длиннее, чем раньше.

Хотя Мартин Брубейкер был давно мертв, волокна продолжали расти…

19

Переломный день

К полудню чертовы болячки чесались сильнее прежнего, и Перри уже стал всерьез задумываться о визите к врачу. Но ведь это всего лишь паршивая сыпь! Только никчемный слабак из-за такой ерунды побежит к докторам… Если у тебя нет самодисциплины, на что ты вообще годен?

Перри никогда ничем не болел. В то время как другие подхватывали грипп или воспаление легких, Перри отделывался легким насморком или несерьезным расстройством желудка. Коллеги могли без особых причин опоздать или придумать какой-нибудь предлог, чтобы не приходить на работу, а Перри за три года не пропустил ни одного рабочего дня и ни разу не опоздал. Подобную стойкость он унаследовал от отца.

Перри было двадцать пять лет, когда господин Рак, наконец, заявил о своих веских претензиях Джейкобу Доуси. Он отправился в последнюю поездку – в больницу, из которой так и не вернулся. А до этого за всю жизнь пропустил всего лишь один рабочий день. В тот день Перри сломал отцу челюсть.