Читать книгу "Вторая Отечественная - Даниил Сергеевич Калинин"

также вставили заранее; и к слову, вставляются они действительно весьма муторно — или, как говорят местные, «мешкотно»… Так вот, мои эргэшки сейчас покоятся на специально вырубленной под гранаты выемке во внешней стенке ячейки — деревянными ручками кверху, крышкой цинковых цилиндров на снегу.

Но время их пока еще не пришло…

— Стреляй, Андрюха, стреляй!

У товарища как назло, заел затвор — и теперь уже я один спешно опустошаю магазин трехлинейки, судорожно расстреливая его по бегущим в рост османам… Вновь заговорили пулеметы, в очередной раз прижимая турок к земле длинными очередями — большинство наших расчетов, оборудовав запасные позиции, вовремя перенесли «максимы» и продолжили бой. Сразу на нескольких участках расчетам станкачей удалось сорвать атаку османов — но увы, не на нашем…

Расстреляв очередной магазин, я ныряю на дно окопа; пусть сейчас вражеские пули летят и не прицельно — но пуля, как известно, «дура». Да к тому же расстояние до врага сократилось уже до пятидесяти метров. Так что и беглый огонь на бегу, когда стрелок останавливается всего на пару секунд, чтобы вскинуть винтовку к плечу и шмальнуть хотя бы в сторону окопов — он и этот огонь уже довольно опасен…

— Андрей, оставь ты винтарь в покое! Они уже практически на бросок бомбы подошли! Если снова прижмем к земле, тогда и из трехлинейки постреляешь, а если нет — то отходим к основной траншеи с наганами!

Разговариваю я с соратником, одновременно с тем уже сдвигая предохранительные флажки на корпусах обеих гранат. После чего, сдернув с ручки первой также и предохранительное кольцо, освободившее рычаг (а чем еще может являться металлическая вставка в рукояти?!), я на секунду приподнимаюсь над бруствером, при этом отведя правую руку с зажатой в ней эргэшкой до упора назад… И резко, со всей возможной силой швыряю гранату вперед и вверх!

Бросок вышел удачным — «ручная бомба» весом свыше килограмма пролетела немногим более тридцати метров, упав уже перед самой атакующей цепью. Спустя две секунды после падения эргэшка хлопнула перед успевшими броситься на снег турками, разбрасывая в сторону осколки и частицы цинкового корпуса — неожиданно срезав бегущего метрах в двадцати правее османа!

Прикинув, что время горения запала составляет что-то около четырех секунд (практически как у привычной и милой сердцу «лимонки» с УЗРГ, где оно колеблется примерно с трех до четырех секунд), вторую «бомбу» я решил бросать с задержкой во времени. Сдернув кольцо, я отпустил рычаг на ручке, отведя гранату на вытянутой руке за спину — и быстрой скороговоркой произнес про себя «двадцать два, двадцать два», после чего метнул вторую эргэшку! Пролетев метров двадцать пять, та, однако, взорвалась не в воздухе, над головами османов, а уже у самой земли… Но все равно эффект впечатляет: отброшенные фугасным действием бомбы, на землю упало три турка. А еще пятерых бегущих цепью солдат достали осколки, куски рукоятки и цинкового корпуса!

Однако даже столь успешное применение ручной бомбы не остановило продвижение османов к нашей ячейке…

— Андрей, чего спишь?! Бросай!!!

Соратник завозился с предохранительным кольцом на ручке. Приглядевшись, я заметил, что пальцы у него дрожат крупной дрожью то ли от перевозбуждения, то ли от страха перед приближающимся врагом, то ли от страха перед использованием самой гранаты… И такое бывает — и, кстати, нередко.

Вскрикнув от боли в сорванном ногте, «балагур» наконец-то сдернул кольцо с ручки РГ-12 — и неумело метнул ее вперед всего на десять метров; кажется, граната просто выскользнула у него из пальцев при броске! Хорошо хоть, ни при замахе…

— Ложись!

Я кинулся к товарищу и буквально сшиб его корпусом, прижимая ко дну окопа. Две секунды спустя хлопнул близкий разрыв эргэшки, поднявшей в воздух фонтан снега; что-то чувствительно ударило в бруствер… Но я за это время уже успел подхватить вторую бомбу Андрея — и сорвав с нее предохранительное кольцо, начал обратный отчет:

— Двадцать два, двадцать два… Подавитесь!!!

Последняя наша граната все-таки взорвалась над головами османов бризантным снарядом, послышались крики боли сразу нескольких раненых… Но вырвавшихся вперед турецких солдат осколки эргэшки уже не зацепили — и те приблизились едва ли не на десяток метров!

— Все, Андрюха — наган к бою, отходим!

Я первым попятился спиной вперед по ходу сообщения, одновременно с тем открыв беглый огонь из револьвера. Целиться, тщательно сводя мушку с целиком, времени нет совершенно — но имея определенный навык стрельбы из табельного офицерского оружия, я бью все же довольно точно. Так, словно самовзводный наган есть продолжение моей руки… На семь выпущенных в считанные секунды патронов пришлось два безвольно рухнувших на землю турка, еще одного — вскрикнувшего от боли! — удалось зацепить в плечо. Но главное — я на несколько секунд затормозил продвижение османов, заодно сбив прицел и целящимся в нас стрелкам! И вражеские пули, летящие вразнобой в нашу с Андреем сторону, никого, слава Богу, не зацепили…

В бой включается и мой соратник, так же довольно уверенно кладущий пули по врагу: с четырех выстрелов он свалил двух турок. После чего мы отступили за поворот хода сообщения — и уже оттуда со всех ног побежали к своим! Впереди и сбоку так же взорвалось несколько гранат — однако используют их лишь более-менее обученные прапорщики, оставшиеся на позиции, и то не все. Прочие же бойцы ополчения то ли вовсе не получили ручных бомб Рдутловского образца 1912 года, то ли напрочь не умеют ими пользоваться… К своему удивлению, я увидел и парочку летящих со стороны турок дымящихся динамитных шашек! Одна даже взорвалась в траншее — правда, такая шашка обладает лишь фугасным действием и может всерьез травмировать только в непосредственной от нее близости…

— Прикрой проход! Я пока перезаряжусь…

Ворвавшись в траншею, я укрылся за поворотом хода сообщения, встав справа от него. В то время как следующий за мной Андрей присел на колено, заняв позицию слева. Высунув в проем правую руку с наганом, он одновременно с тем спрятал от вражеских пуль и корпус, и большую часть лица углом поворота.

— Ловко же ты, однако, с бомбами, Рома…

Услышав в голове товарища ничем не скрываемую горечь от собственной неумелости в обращении с гранатами — и одновременно с тем легкую зависть к моему собственному навыку, — я примирительно ответил:

— Выживем, обязательно научу!

Мои слова заглушает звук револьверного выстрела. В ответ хлестко хлопнула вражеская винтовка — но маузеровская пуля улетела в «молоко», врезавшись в заднюю стенку траншеи. И еще один выстрел нагана, и еще —