Читать книгу "Сценарий счастья - Эрик Сигал"

— Доктор ошибается, — возразил он. — У меня с языком не больно хорошо.

Из его произношения и построения фраз я заключил, что он скромничает не без оснований, и мысленно понадеялся, что он хотя бы сможет правильно переводить вопросы врача пациентам — а главное, их ответы.

— Эй! — вдруг встрепенулся я. — А где же наш замечательный босс? Неужто дрыхнет еще?

— Издеваешься? — возмутилась Дениз. — Франсуа с Морисом с самого приезда не выходят из операционной. Когда мы прибыли, тут уже ждали несколько партизан с тяжелыми ранениями, и они решили не откладывать до утра, чтобы не рисковать.

— Молодцы, — похвалил я и встал. Обращаясь ко всем и ни к кому конкретно, я объявил: — Давайте последуем их вдохновляющему примеру и двинемся в бой. — Эта не слишком удачная фраза выдавала мое волнение.

Все направились к выходу, а Марта прокричала:

— Не забудьте, обеда как такового не будет. Еда вся здесь, так что приходите и питайтесь, когда проголодаетесь. Ужин в половине восьмого, а в девять у нас собрание. Могу вас заверить, у вас сегодня полноценный рабочий день.

— Верю, — буркнул я, обращаясь к Сильвии, и вышел на слепящее солнце. Мы зашагали к «Консультационному центру» (точнее сказать — сараю), куда они были приписаны вдвоем с Дениз.

Я чмокнул ее в лоб, а она вцепилась мне в руку.

— Можно, я к тебе загляну, если надо будет посоветоваться?

— Конечно. Только тебе этого делать не придется.

Какое-то время я размышлял над ее типичным случаем «страха перед публикой». Но, дойдя до своего богато оборудованного кабинета, разом отбросил все посторонние мысли. Я набросил белую куртку, вымыл руки и поставил диагноз первому туберкулезному больному. Даже без помощи стетоскопа.

Это была маленькая девочка. Ее болезнь носила столь выраженный характер, что я по дыханию слышал, что у нее в легких имеется патология.

После этого я надолго потерял счет времени.

За последующие три часа мне предстал такой спектр экзотических заболеваний, какого я не видел за всю свою предыдущую клиническую практику. Я, кажется, своими глазами увидел все без исключения считающиеся исчезнувшими недуги, о которых нам рассказывал Жан-Мишель Готтлиб. В том числе и проказу.

Медсестрой при мне была закаленная в боях дама по имени Аида. В отличие от ее оперной тезки ее никак нельзя было назвать «небесным созданием».

Аида была миниатюрная и жесткая, и, должен сознаться, в первый момент ее манера обращаться с больными показалась мне излишне агрессивной. Однако я скоро понял, что это следствие многолетнего опыта. Ибо бессчетные больные, постоянно пытающиеся пролезть вперед, слушались только ее окрика, периодически подкрепляемого тычком.

Кроме того, с помощью Аиды я начал осваивать язык тигринья, и первое слово, какое я запомнил, было «йеканйела», самое сладкое для любого врача — оно означало «спасибо».

К концу дня я уже сам мог спросить, где и что болит, а также без помощи медсестры разобраться, как долго длится заболевание. А когда больной меня благодарил, я отвечал на его родном языке: «Не за что».

Я был настолько занят, что, только сделав перерыв, чтобы выпить очередной — обязательный — литр воды, заметил, что взмок до нитки.

Почему-то мне вспомнилось парижское собеседование (теперь мне казалось, что оно было сто лет назад) и язвительный вопрос Франсуа, не буду ли я скучать по таким плотским благам цивилизации, как телевидение или «Макдоналдс». Оглядываясь назад, я подумал, почему же он ни словом не упомянул о кондиционерах?

Единственным местом, где приемлемые для человека условия худо-бедно поддерживались, была операционная. (Небось хитрый француз потому ее и захватил, подумал я.) Терапевтической части госпиталя кондиционеры были обещаны «в ближайшее время». Что следовало понимать как «никогда».

Во время короткой передышки, которую я сам себе предоставил, я вдруг вспомнил о Сильвии.

Оставив Аиду сдерживать осаду, я объявил перерыв. Слово «обед» я выговорить не мог, поскольку больные почти поголовно были на грани истощения.

Солнце стояло в зените и напоминало огненный шар. Наступал трехчасовой период, когда персоналу было запрещено выходить на улицу, разве что куда-то совсем близко. И только в случае крайней необходимости.

У больных, разумеется, выбора не было. Они сидели на палящем солнце, по возможности укрываясь от безжалостных лучей своими лохмотьями, и молча страдали, покорно (по крайней мере, в большинстве случаев) дожидаясь своей очереди к облаченным в белые халаты медикам обоего пола, прибывшим из какого-то другого мира.

Матери сидели в застывших позах, как смуглые статуи, тихонько покачивали хнычущих малышей, над которыми роем вились мухи. Старики, высохшие, как скелеты, и сгорбленные под грузом лет, также молча стояли рядом.

Многие шли сюда по полдня и даже больше и были готовы ждать сколько потребуется. Они будут спать там, где стоят, и поддерживать силы глотком воды, символической миской каши и мыслями о том, что в другой раз «повезет больше».

Достаточно было взглянуть на их лица (чего я тщательно избегал), и у вас начинало ныть сердце.

Когда я пришел к Сильвии, у нее в отделении царил настоящий хаос. Крик, визг, толкотня. Я сразу понял, что при всем красноречии Йоханнес не наделен способностью моей Аиды отражать физический натиск самых напористых пациентов.

Я сразу обратил внимание на одну женщину, она стонала от боли и извергала ругательства. Потом я увидел Дениз, которая накладывала другой больной швы на рваную рану брюшной стенки. Та стонала, ее держали несколько добровольных помощников из числа больных.

— Что ты делаешь, черт побери? — спросил я. — Неужели нельзя дать наркоз?

— Нельзя! — прошипела она. — Лигнокаин уже несколько минут как кончился.

— Я принесу тебе еще! — прокричал я.

Она уставилась на меня пылающими от гнева глазами.

— Больше нет, идиот! Отстань от меня. Думаешь, мне самой это нравится?

— А где Сильвия? — спросил я уже более сдержанно.

Не знаю! Должно быть, в салон красоты пошла, — огрызнулась Дениз. — Если найдешь ее, скажи, чтобы немедленно шла работать. — Внезапно она сменила сердитую интонацию на беспомощную мольбу. — Пожалуйста, Мэт! Я уже на пределе.

Я видел, что она вот-вот расплачется. Было ясно, что по неведомой причине Сильвия дезертировала с поля боя. Что у них тут произошло? Я поспешил в столовую и в дверях чуть не налетел на Франсуа.

По выражению его небритого лица я понял, что настроение у него не из лучших. Судя по всему, он был прямо из операционной.

— Если ищешь свою подружку, могу сообщить, что она устроила себе самый длинный перерыв в истории. Чашка кофе большая попалась. — В его голосе слышалась ярость. — Как я сразу не сообразил? Это все Далессандро со своей взяткой. Сбил меня с толку. Похоже, здесь ее чувствительной натуре и впрямь не место.