Читать книгу "Избранное - Хуан Хосе Арреола"

пышные наряды и драгоценности не пошли впрок. Выглядела она в них ужасно.

Стремительно летели годы, а Даниэль все так же швырял горстями монеты, как некогда семена в пашню. Но они не давали всходов, множа лишь тоску и смятение.

Я собрался с духом и произнес:

— Даниэль должен соблюдать договор. Я бы на его месте вел себя именно так. Нет ничего хуже бедности. Он пожертвовал собой ради жены, а все остальное неважно.

— Прекрасно сказано. Вам это хорошо понятно, потому что у вас тоже есть жена, не так ли?

— Я бы все отдал, лишь бы Паулина ни в чем не нуждалась.

— И душу?

Мы разговаривали вполголоса, но все равно тех, кто сидел поблизости, это раздражало, и нас несколько раз просили замолчать. Мой новый знакомец, который, как видно, был живо заинтересован в продолжении разговора, предложил:

— А не выйти ли нам в коридор? Картину можно досмотреть и позже.

Я не нашелся что возразить, и мы направились к выходу. Напоследок я бросил взгляд на экран: Даниэль Браун со слезами на глазах признавался жене, что заключил сделку с дьяволом.

Я продолжал думать о Паулине, о том, в какой беспросветной нужде мы живем и с какой кротостью она переносит все лишения, заставляя меня страдать еще больше. Нет, я решительно не понимал Даниэля Брауна, рыдавшего оттого, что его карманы набиты золотом.

— Вы бедны?

Мы вышли из зала и очутились в узком темном коридоре, пропахшем сыростью. Задвинув потертую штору, мой спутник повторил вопрос:

— Вы очень бедны?

— Сегодня, — начал я, — билеты в кино стоят дешевле, чем в выходные, и тем не менее, вы не представляете, как трудно было мне решиться даже на такие расходы. Это Паулина настояла, ведь я все отнекивался и именно из-за этого опоздал к началу сеанса.

— Ну а если человеку удается поправить свои дела так, как это сделал Даниэль, какого отношения он, по-вашему, заслуживает?

— Дайте подумать. Да, дела мои идут из рук вон плохо. Люди уже даже не мечтают о том, чтобы обновить свой гардероб, ходят в чем придется. И только без конца все штопают, чинят да отстирывают. Взять хотя бы Паулину, она у меня на все руки мастер. Что-то там комбинирует, надставляет, перешивает из старья. Сказать по правде, не упомню, когда она в последний раз покупала себе платье.

— Обещаю стать вашим клиентом, — сочувственно произнес мой собеседник. — Прямо на этой неделе закажу у вас парочку костюмов.

— Спасибо. Выходит, Паулина оказалась права, уговорив меня сходить в кино. Вот уж обрадуется, когда узнает.

— Я мог бы сделать для вас нечто большее, — добавил новоиспеченный клиент. — Например, с удовольствием предложил бы вам одно дельце, хочу у вас кое-что купить…

— Извините, — перебил я его, — но у нас не осталось ничего, что можно было бы продать, разве что Паулинины сережки, да и те…

— А вы подумайте хорошенько, авось и найдется кое-что, о чем вы, возможно, забыли.

Я сделал вид, что задумался. Наступила пауза, которую мой благодетель нарушил, проговорив как-то странно:

— Поразмыслите. Вспомните Даниэля Брауна. Незадолго до вашего прихода ему тоже нечего было продать, и тем не менее…

Внезапно его лицо словно заострилось. Кроваво-красные блики, отбрасываемые светящейся рекламой на стене, отражались в его глазах, придавая им зловещий блеск; казалось, в них пляшут язычки пламени. Он заметил мою растерянность и отчетливо произнес:

— Полагаю, сударь мой, представляться мне уже нет нужды. Я полностью к вашим услугам.

Я попытался судорожно сложить пальцы крестом, но не сумел вынуть руку из кармана, и крестное знамение не удалось… В итоге дьявол, как ни в чем не бывало, поправил узел галстука и спокойно продолжил:

— Тут у меня припасен один документик, который…

Голова у меня пошла кругом. Передо мной возникла Паулина: вот она стоит на пороге в своем выцветшем, но таком прелестном платьице, провожая меня, и застенчиво улыбается, спрятав руки в маленьких кармашках фартука.

А ведь наше благополучие находится в моих руках, подумал я. Сегодня нас ждет скудный ужин, зато завтра стол будет ломиться от яств. У нее появятся наряды, украшения, огромный красивый дом. А как же душа?

Пока я был погружен в эти мысли, дьявол извлек из бумажника сложенный хрустящий лист бумаги, и в руке его блеснула игла.

«Я бы отдал все на свете, лишь бы ты ни в чем не нуждалась». Множество раз повторял я жене эту фразу. Все на свете. И душу? Сейчас передо мною стоял тот, с чьей помощью я сумел бы доказать, что это не пустые слова. Но я все медлил, колебался. Голова раскалывалась на части. И вдруг я решился.

— Согласен. Но с одним условием.

Дьявол, уже было собравшийся проколоть мне палец иголкой, насторожился.

— Что за условие?

— Мне бы хотелось досмотреть картину до конца, — заявил я.

— Да какое вам дело до того, что случится с этим недотепой Даниэлем Брауном! К тому же это всего лишь сказка. Выкиньте его из головы и подписывайте. Документ составлен по всей форме, не хватает только вашей подписи, вот здесь, над чертой.

Голос у него был вкрадчивый и ласкал слух, словно звон золотых монет.

— Если хотите, — добавил он, — могу сразу же вручить вам задаток.

Он вел себя, как прожженный коммерсант. Но я был непоколебим.

— Мне нужно досмотреть фильм до конца. Потом я подпишу.

— Вы даете мне слово?

— Да.

Мы вернулись в зал. Я ничего не видел в темноте, но мой спутник с легкостью отыскал два свободных места.

На экране, то бишь в жизни Даниэля Брауна, произошли удивительные перемены, вызванные неведомо какими загадочными обстоятельствами.

Я увидел покосившуюся нищую крестьянскую лачугу. Жена Брауна стряпала, стоя у очага. Сгущались сумерки, и Даниэль возвращался с поля с мотыгой на плече. Потный, усталый, в пропыленной грубой одежде, он, тем не менее, так и светился от счастья.

У дверей он остановился и оперся на мотыгу. Жена с улыбкой подошла к нему. Они стояли рядом и смотрели, как тихо угасает день и ему на смену приходит ночь, сулящая безмятежный отдых и покой. Даниэль с нежностью взглянул на жену, потом окинул взором свое убогое, но опрятное жилище и спросил:

— Ты не жалеешь о прежнем богатстве? Неужели тебе не нужны все те роскошные вещи, что были у нас когда-то?

Жена задумчиво ответила:

— Твоя душа, Даниэль, мне дороже всего на свете.

Лицо крестьянина озарила широкая улыбка, от которой в доме сразу стало светлее. Словно рожденная этой улыбкой, заиграла музыка и под ее звуки стали