Читать книгу "Заколдованная земля - Карел Глоух"

Наконец-то могли мы совсем спрятать наши снеговые очки. Жадно вдыхали мы запах земли.

Известный сорт гренландского можжевельника, издающий опьяняющий острый запах хвойных деревьев, доставляет нам моменты настоящего наслаждения.

Сотни альпийских цветов вокруг, нас поднимают свои пестрые чашечки, лапландские рододендроны, великолепный капфрский чай, пурпурная вшивица, ложечная трава, камнеломка, красные анемоны, золотые лютики!..

Больше того! То там, то здесь сначала островками, потом сплошными коврами или кустиками брусника и черника, обсыпанная крупными ягодами черно-синей с нежным белым налетом черники. Мы набросились на нее с жадностью.

Хотя температура не превышала 12°, однако нам казалось необыкновенно жарко. Тяжелое меховое платье должно было переселиться в багаж, на сани.

Как теперь свободно дышалось! А кругом нас жизнь била ключом! В воздухе жужжали мухи и комары. Эти маленькие бестии обрушились на нас с жестокой кровожадностью. Но будем ли мы теперь обращать внимание на какие-то укусы!

Два-три громадных ворона тяжело взлетели из чащи карликовых верб и долетели вниз к лесу. На берегу ручья перекрещивались бесчисленные следы зайцев. В брусничнике и карликовом кустарнике вокруг нас скрывались сотни снежных куропаток. Было слышно, как они, издавая свое кудахтанье, перебегали с места на место. Со всех сторон молодая полярная весна возвещала о себе оживленным движением.

Гуски то бросался со всего разбега в кусты и испуганный крик в поросли давал знать об улетающих птицах, то делал стойку.

Это был удобный момент достать к ужину свежего мяса. Свежее мясо!.. При этих словах слюнки текли изо рта, так как вечные консервы и сухари нам основательно приелись. Наконец Фелисьен, дождавшись подходящего момента, выстрелил. Три птицы упали на землю.

Но тотчас же с правой стороны от нас поднялся шум. Моментально Фелисьен бросился на лишайник и положил ружье на левую руку.

Стадо, штук в пятнадцать рогатых животных молнией вылетело из долины, где оно паслось. И когда они неслись, слышался особый трескучий звук в роде того, как проскакивают электрические искры. Этот загадочный звук в суставах производится при ходьбе только одним видом животных.

– Да ведь это олени! – крикнул я.

– Тугтут! Тугтут! – кричал наш эскимос и прыгал от восторга, так как олень – лучшая добыча всякого истинного эскимоса.

Послышался выстрел. Громадный вожак стада с густою белою гривой на шее и раскидистыми рогами сильно подскочил и упал на колени, но потом поднялся и исчез, вместе с другими, за возвышением почвы.

Фелисьен вскочил, отплюнулся, а когда повернулся к нам, то скорчил довольно кислую мину.

– Такие прелестные карибу! наикрасивейшие карибу, каких я когда-либо видел. Капитальные карибу!.. – С минуту тер себя за ухом и добавил потом с ужасным презрением: —…И такой жалкий выстрел!

Ничего не поделаешь! На этот раз приходится отказаться от желания полакомиться свежим окороком и удовольствоваться куропатками.

– Хорошая земля, прекрасная земля! – в восторге твердил эскимос. – Олени, куропатки, олений мох. – Прекрасная земля!

Мы развели огонь, который весело трещал и дымил, ощипали птиц и насадили их на можжевеловые вертела. Не были они ни хорошо испечены, не были достаточно и посолены, но, даю слово, я никогда не ел такого великолепного жаркого, как в тот день. Подумайте только, как была вкусна при этом брусника и свежая холодная вода из ближайшего горного потока!

Очевидно, что от голода мы здесь не погибнем. Успокоенные и сытые, мы отправились спать на мох. И пока эскимос первый стоял настороже, чтобы ничто неожиданное не нарушило нашего покоя, все мы погрузились в глубочайший сон.

XVI

Много ли я спал? Судя из последующего, я полагаю, что сон мой длился около семи часов.

Я проснулся, когда кто-то потряс меня за плечо, и, протирая глаза, я увидел над собою лицо добряка Эквы, искаженное ужасным испугом. Остальные еще спали.

Гуски был на ногах; он стоял на склоне с горящими глазами и взъерошенной шерстью; он издавал глухое рычание и смотрел вниз по направлению к лесу.

Весь край был погружен в печальный полумрак. Тяжелые, потемневшие облака ползли низко над землею. Сзади нас, над горизонтом леса, шел дождь. Угрюмая мрачная горная цепь, откуда мы пришли, исчезала, закутанная парами. Нигде ни звука. Ни одна ветка не шевелится. Куропатки и вороны исчезли. Насекомые скрылись перед дождем.

– Что такое? – спросил я и потянулся за ружьем.

Эскимос, делая усилие ответить, вместо этого только показывал рукою.

– Что там? Что там творится? – настойчиво спрашивал я.

Лес имел свой обычный вид. Но прежде чем я добился ответа, послышались звуки.

С края молчащих лесов неслось какое-то демоническое рычание. Сначала это был какой-то хрип, клокотание, которое вдруг изменилось в прерывистое рычанье хриплой трубы, и оборвался, как будто его обрезали. А потом снова, как позев разоспавшегося великана, храп, закончившийся ревом.

Должен признаться, что в последовавшей затем полной тишине я стоял добрых две минуты, совершенно подавленный странным чувством жути.

Я смотрел с тем же ужасом, как и эскимос, на косматый хвойный лес. Мне казалось, что между старыми деревьями происходит какое-то движение.

Верхушка одного из них на мгновение судорожно затряслась, хотя было полное затишье и остальной лес стоял не шелохнувшись. Что-то живое, неизвестное двигалось под ветвями.

Я стоял, наклонившись над обрывом, ожидая, что выйдет из-под крайних деревьев какое-нибудь существо, которое поразит меня ужасом. Но никакого движения, никакого рычания не слышалось больше, и лес был так же угрюм, как и прежде. И хотя я старательно рассматривал в бинокль, – я ровно ничего не видел. Гуски успокоился. Он начал скакать кругом меня, глядя на меня своими голубыми глазами и махая косматым хвостом.

Эскимос уселся на мох и тревожно смотрел вниз. Ему еще не верилось, что все обойдется благополучно. И мне, признаться, также.

Я уже больше не засыпал.

Новые и новые мысли приходили мне в голову. Я думал о тайнах этой новой земли, так ревностно охраняемой вековечными льдами. О человеческих существах, которые, может быть, в ней обитают. О случайностях или неприятностях, которые нас ждут.

Через полчаса настало утро. Мои друзья встали, набравшись сил и в добром расположении духа. Аппетита у них решительно не убыло. Были вновь испечены куропатки и снова нарвана черника.

Я отошел со Снеедорфом в сторону, чтобы рассказать ему о последних событиях. Старик молча выслушал меня. Он попросил меня еще раз со всеми подробностями описать лесные звуки.

Выслушав меня со вниманием, он спросил: