Читать книгу "Дама Пик - Борис Седов"

– Ну как? Сказали тебе что-нибудь интересное?

Знахарь помолчал и ответил:

– Сказали. Такое интересное, что дальше ехать некуда.

И замолчал. А Тюря тактично не спрашивал, что же такое интересное было сказано Знахарю. Он, как и все, находившиеся в этой камере, знал, что любопытной Варваре нос оторвали. Это для начала. А потом ей оторвали все остальное.

В это время за спиной Знахаря раздалось глухое покашливание, а затем голос Кадила произнес:

– Ну ладно, Знахарь, ты неверующий, что с тобой сделаешь… Бог тебе судья. Но ты же наш, Знахарь! Ты же р-русский!

Он сделал ударение на слове «русский», произнеся его значительно и возвышенно, при этом глядя на Знахаря проникновенно и в тоже время испытующе.

Знахарь, прищурившись, помолчал минуту и, тяжело вздохнув, ответил:

– Знаешь, Кадило, сколько раз мне задавали этот вопрос? А ведь поначалу, в юности, я с готовностью отвечал: «Конечно!» И попадал в ловушку. Но сейчас я отвечу тебе правильно.

Знахарь снова помолчал, причем и Кадило, и Тюря смотрели на него с нетерпеливым любопытством, и наконец ответил:

– Да, Кадило, я – русский. Но я – не ваш.

– То есть как это – «не ваш»? А чей?

– А вам всем обязательно нужно, чтобы человек был чей-то? Ничей я, свой собственный, понял?

Кадило, во время разговора сидевший, подавшись к Знахарю, разочарованно откинулся на койку и пробормотал:

– Свой собственный… Добыча для дьявола, вот ты кто. Враг человеческий только и ищет таких вот…

– Ну что же, – покладисто ответил Знахарь, – значит, так оно и есть, что ж тут поделаешь.

– Молиться нужно больше, вот что я тебе скажу.

– Вот ты за меня и помолись. У тебя лучше получится. А то от моих молитв у ангелов на небесах и понос может начаться.

– Не богохульствуй!

– Ну какой же ты, Кадило, простой все-таки! Ты что, не знаешь, что Бог поруганным не бывает?

Кадило промолчал и повернулся к Знахарю спиной, давая этим понять, что богословский диспут окончен.

Знахарь усмехнулся и полез за сигаретами. Заглянув в пачку, он присвистнул и сказал:

– Слышь, Тюря, я за этими разговорами уже полпачки высадил и не заметил.

– Это ничего, – ответил многоопытный Тюря, – в первый день после такого перерыва всегда так. Накуришься – притормозишь сам. Вот увидишь.

Знахарь кивнул и закурил.

В это время к его койке подошел Ганс и, присев на корточки так, что его голова оказалась на одном уровне с головой Знахаря, прошептал:

– Слушай меня внимательно, Знахарь. Тут моя разведка донесла, что тебе грозят неприятности. Причем очень большие.

– Говори, – тихо произнес Знахарь, внимательно глядя на молодого жилистого беспредельщика, густо разрисованного молниями, свастиками, черепами и прочими символами ужаса и смерти.

– Саша Сухумский дружит с городскими начальничками, и они, рассудив хорошенько, решили тебя убрать. Замочить. Тут сразу два интереса. Один – у Саши, он почему-то тебя сильно не любит, другой – у муниципалитета. Им нужно к трехсотлетию Питера отчитаться перед Москвой по ликвидации крупных авторитетов. Сам понимашь, неофициально.

– А ты-то откуда знаешь?

– Абвер не дремлет. Слушай дальше. Ты очень подходишь для этого. Не ты один, конечно, но сейчас о тебе разговор. Сразу же после празднования трехсотлетия тебя переведут в другую камеру, и там шестерки Саши Сухумского тебя завалят. И не надейся, что отмахнешься от них. Там лоси здоровые и умелые, так что о всяких там единоборствах забудь. Я все сказал.

– Хорошо. Спасибо, Ганс. Я этого не забуду.

Ганс кивнул и, встав, исчез в проходе между тесно стоявшими высокими трехъярусными койками.

А Знахарь, закинув левую руку за спину, а в правой держа сигарету, уставился единственным взглядом в потолок и подумал, что если бы взгляды могли оставлять следы, то потолок в камере за долгие годы существования «Крестов» был бы весь в дырках.

* * *

Та-а-ак…

Значит, шестерки пирожочника нашего, Саши Сухумского, падлы поганые, валить меня тут собрались?

Интересно.

До празднования юбилея города осталось… мм-м… осталось… Между прочим, осталось всего лишь четыре дня!

Ай-яй-яй!

Да уж, Наташа, ты, конечно, спасла меня от пули или взрывного устройства, но получается так, что попал я из огня да в полымя. И там – кранты, и тут – каюк. Что-то это мне не нравится.

И еще мальчишка этот…

Вчера, после разговора с Кадилом, чтоб ему провалиться со своей душной набожностью, подвели ко мне мальчишку того самого, в футболке с надписью «Queen». Поговори, говорят, с ним, если хочешь.

Ну, думаю, отчего же не поговорить…

Поговорил.

И так мне его жалко стало, а главное, то, что он мне рассказал, совершенно совпадало с моей собственной историей.

Ну просто в копеечку!

Разве что не жена его подставила, а студентка-сожительница, в которую он был влюблен по уши и на которой собирался жениться. А пока суд да дело, взял да и прописал ее к себе в комнату. Теперь ведь это просто делается, не то что при совке. А через неделю находят его соседа-алкоголика зарезанным, а ножичек-то из хозяйства мальчика этого, а на рукоятке-то – его отпечатки. В общем, знакомая схема. Соседи в ужасе, их там еще пять семей было, говорят: ах, мы и не подозревали, с каким страшным человеком жили столько лет! Ах, какой ужас! Ах, уберите детей подальше!

Мальчика – в кандалы, всех остальных и девку эту – в свидетели, она говорит: ах, нет, как же так, он же не такой, он не мог, а следак ей: а пальчики на ноже?

В общем, это мы уже проходили.

И вот сидит этот мальчик в общей камере уже второй день, и лица на нем нету. Особенно после того, как я все у него выспросил, а потом объяснил ему, наивному, что это сучка та приезжая, на которой он жениться собрался, все организовала. Сама-то она вряд ли соседа почикала, для этого другие люди есть, зато теперь, когда дадут дурачку этому молодому лет восемь, а у нас человеческая жизнь иной раз и трехи не стоит, будет она в его питерской комнатке на улице Пестеля жить-поживать и дальше жизнь свою подлую устраивать.

Говорю я ему все это, а сам вспоминаю, как мне самому старый авторитет про глупость мою толковал да про то, как моя жена, будь она проклята, меня под убийство подставила и как у меня после этого вся жизнь изменилась и вообще во что она, жизнь моя, превратилась.

Зоны, урки, менты, ФСБ, арабы, убийства, Америка, взрывы, предательства, побеги, стрельба и еще черт знает что!

Ну, богатство еще неимоверное. Это, конечно, приятно и интересно, но лучше уж реаниматором в больничке, чем у шестерок Саши Сухумского на пере.