Читать книгу "Ровельхейм: Право на жизнь - Анна Ледова"

— Да никто меня и не заставляет, — не выдержала я. — Почему Вы кругом видите одних лишь врагов?

— Потому что они реальны. Я борюсь с ними каждый день, — отрезал Шентия.

— Но у меня-то их нет!

— Уверена? — усмехнулся его светлость. — То есть не тебя подставили и отчислили два месяца назад? Не тебя лишили детской памяти и запечатали магию, чтобы спустя годы она начала убивать тебя изнутри? Это кого-то другого спит и видит во снах мерзкий кровопийца в подземельях Фенгсель?

Меня передернуло от отвращения при мысли о старом вампире. Но праздник Содружества мне затем и нужен! Выяснить, что произошло с семьей и тем самым обезопасить себя, если это все же не было случайностью.

— Тогда научите меня сражаться. Но запретить мне ехать Вы не можете. Разве Вам нужен политический скандал с Лесом?

— Запретить не могу. Но надеялся на твое благоразумие, — вздохнул мужчина. — Даже не буду спрашивать, как вы умудрились заключить такой союз и что за тварь прячется у тебя за спиной. Тогда вставай. Атака!

Обессиленное тело не слушалось и я с трудом поднялась на ноги. Даже руки не предложил! А еще аристократ называется…

* Меня защищает тень (норвеж.)

Данстор

В кабак с приятелями — отметить успешно сданный экзамен — Данстор не пошел, сославшись на плохое самочувствие.

— Перенервничал поди, да еще без повода! Вот здоровье и поправишь! — посмеивались сокурсники. — Тебе-то не пришлось за каждый балл наизнанку выворачиваться!

Там, в подворотне, Данстор насилу унял колотившееся сердце и еле успел спрятаться за пеленой тьмы от проходившего мимо торговца сладостями. Не разбирая дороги, он вышел обратно к центральной площади Ровеля, где был подхвачен толпой радостных студентов. Отшутившись, он все же оторвался от них. Боялся, что вино вытащит на поверхность то, о чем он пока старался не думать, или хуже того — развяжет язык.

В первый день каникул извозчики неохотно ездили по вечерам в Академию, так что ему и еще двум старшекурсникам пришлось изрядно доплатить. Наконец, оставшись один в комнате общежития, благо сосед-зельевар тоже уехал в Ровель, Данстор дал волю чувствам.

Что он натворил?! Такара, такая милая, добрая, отчаянная… Он мог придумать что-то другое, упросить ее остаться в Ровеле, снять комнату, найти работу — любой другой способ, чтобы остаться с ней рядом после неожиданного признания. Но какой-то чужой голос в голове перебил: она и осталась рядом, только навсегда. В ее жизни не будет больше проблем и метаний. Неизбежных семейных ссор, если она посвятит себя тебе. Орущих детей, усталости, старения. Ты всего лишь пролистнул ненужные страницы со скучным однообразным описанием пути.

Мысль была убедительной. И Данстор, глубоко вдохнув, обратился к магии. Его серый кокон увеличился в размерах чуть ли не вдвое, а к красным боевым искоркам добавился нежно-голубой вихрь — магия воздуха.

Дальнейшие эксперименты показали — это не временное наполнение чужой силой, весь его магический резерв возрос. Даже воздушная магия, будучи использована подчистую, восстановилась за день до прежних объемов.

Забылись жаркие губы, стерлось из памяти лицо, Данстор отдался своей истинной страсти — учебе. Всю неделю каникул он безвылазно провел в библиотеке, заслужив таким усердием и бережным отношением к книгам неслыханную поблажку от библиотекаря — допуск как у второкурсника.

Он сосредоточился на своей основной, темной магии. Боевую он считал уделом пушечного мяса, стихию же демонстрировать было нельзя — как объяснить ее появление, когда при прохождении Врат строго фиксировались все малейшие оттенки? Во втором семестре он укрепил за собой звание лучшего ученика, преподаватели не могли нахвалиться, сожалея лишь об отсутствии у студента проявленного дара.

Воскресные вылазки с друзьями сошли было на нет, но Данстор вовремя опомнился. Особое внимание он теперь уделял самым слабым сокурсникам, а особенно носителям темной магии. Отстающие были только рады и сами охотно делились подробностями из жизни, семьи и дальнейшими планами, когда их обучение подойдет к концу. Данстор начал охоту. Как опытный следопыт неделями изучает повадки зверя, так и он выжидал, затаившись.

Успехи в учебе принесли с собой и внимание противоположного пола. Да и было в нем за что глазу зацепиться — высокий, стройный, темные блестящие волосы, перехваченные в хвост узкой лентой на затылке, спадали почти до лопаток. Неизменно вежливый, с хорошей речью, он не тушевался в присутствии девушек, но и не вел себя развязно. Несколько раз он удостоился внимания ночами от незакомплексованных старшекурсниц. Близость была приятна, но не более того — не те восторги, о которых взахлеб рассказывали приятели, кичась постельными делами за вином.

Магия — вот настоящее чудо. Данстор зачитывался великими деяниями прежних магов, живших до того, как эта сила начала мельчать. Какой размах, какие подвиги! И они оставляли после себя славное наследие, явные и тайные места, наполненные магией. Не то что нынешние — жил, магичил, умер, да и развеялись и без того небольшие силы в небытии. Ничего, его уникальный дар все исправит.

8

Его светлость будто задался целью меня уморить. Не было больше ни вопросов, ни нотаций — одни только тренировки. Изнурительные, без передышек, на износ. Когда я в очередной раз без сил валилась на пол, надеясь хоть несколько секунд отдохнуть, меня тотчас настигали жалящие красные искры, заставляя перекатываться на бок и подниматься вновь и вновь. В первый раз выйти с арены я смогла бы разве что ползком. Шентия тогда все же сжалился, скупо окатив меня целительной белой магией, и вышел прочь, оставив меня лежащей в изнеможении на полу тренировочной арены. Время было уже за полночь.

Что-то изменилось. Я точно в таком же состоянии лежала на поле с командой после одного из заданий турнира, но тогда боль и усталость ушли с мягким бережным прикосновением к лицу. И после легилименции я чувствовала себя не в пример лучше, но даже тогда он не позволил мне идти самой, подхватил на руки… Теперь же будто держался на расстоянии, исключив любой физический контакт и ограничив общение только темой занятий.

Поздно ночью я доползла до своей комнаты и рухнула на кровать, даже не раздеваясь. Утром собирала себя по частям, поборов искушение пасть в ноги мистрис Нерайе и упросить ее оставить меня отлеживаться в больничном крыле недели на две.

— Ты как? — в голос спросили Мекса и Анхельм, едва я доползла до столовой.

— Изверг, — простонала я. — Садист.

«Йа, йа!» — встрепенулись духи. — «Аусегевёнлихь швайн!»

- Так, значит, не едем? — протянул разочарованно Хельме.

— Я отцу сообщу, — поджала губы Мекса. — Нарушение договора.

— Да едем, ребят, не надо никому… Все в порядке. Загонял просто на тренировке, сил нет, — успокоила я друзей.

«Вот шайссе!» — возмутился один из дядюшек. — «Ты, майн либен, не переживай, вот херр Йонас херра Шентию на тушеную капусту посадит — на пушечный выстрел к тебе не подойдет, если еще совесть осталась…»