Читать книгу "Терапия памяти - Марина Крамер"

– Слушайте, Ульяна Борисовна… вы так интересно и с азартом рассказываете, что я заинтригован, – сказал Филипп, глядя на нее с уважением. – А чего ж вы соревноваться-то перестали? Не жаль бросать?

– Так я и не бросила, тренируюсь. Просто на соревнования не езжу, времени теперь не хватает, – уклончиво ответила Ульяна, снова чувствуя, как внутри все сжалось – так бывало всегда, если ей приходилось отвечать на вопрос о причинах.

– Н-да… – протянул Басалаев, – интересная вы, оказывается, личность… А я вот спортом совсем не занимаюсь, если, конечно, шахматы таковым не считать.

– Всегда считала тех, кто играет в шахматы, необыкновенно умными людьми. Я отличаю только коня от пешки, – улыбнулась Ульяна.

– А давайте как-нибудь попробуем. Вы ведь спортсменка, должен же быть азарт? Я научу, хотите?

– Попробовать-то можно… только… нам ведь еще обход делать, – напомнила она, направляясь к шкафу, где стояли планшеты с историями.

– Так я и не сейчас предлагаю. Как время будет.

Ульяна пожала плечами и первой вышла из ординаторской.

Попасть в кабинет к Иващенко ей удалось только ближе к обеду. До этого она с честью выдержала допрос на обходе, устроенный ей Драгун.

Руководитель клиники задавала такие вопросы, что Ульяна слышала, как потихоньку хмыкают в кулаки коллеги за ее спиной – как будто Ненашева была не практикующим хирургом с определенным багажом за плечами, а выпускницей института.

Но по невозмутимому лицу Аделины было понятно, что такие вопросы она задает всем без исключения, особенно на первых порах, и ничего унизительного в этом нет.

Ульяна спокойно отвечала и видела, как в холодных глазах Драгун, внимательно изучающих ее сквозь очки, появляется что-то похожее на уважение.

Однако Ненашева почувствовала, как по спине от напряжения побежала струйка пота.

«Я так напрягалась последний раз курсе на пятом, – подумала она, выходя из палаты, когда обход закончился. – Жестковато тут…»

В коридоре ее ждал Авдеев, отставший от остальных:

– Ну, с боевым крещением, – улыбнулся он, и в его голосе Ульяне почудились какие-то теплые нотки. – А вы молодец, достойно держались.

– Она всегда… так? – чуть запнувшись, спросила Ульяна, имея в виду Драгун.

– На первом обходе – всегда. Если не тушуетесь и отвечаете без запинки даже на вопросы для первокурсников, то завтра она уже будет вести себя с вами как с равной. Такой способ проверки на устойчивость, – объяснил Игорь, шагая рядом с Ульяной к выходу из отделения.

– А где ваш психолог принимает?

– Хотите зайти?

– Да, пока есть свободный день.

– Ну, правильно – с этим лучше не тянуть. Его кабинет здесь, на втором этаже, я провожу, – и снова ей показалось, что Авдеев смотрит на нее как-то странно.

В кабинете психолога все было совсем иначе, чем привыкла Ульяна. Те специалисты, с которыми ей доводилось общаться раньше, вели прием в обычных медицинских кабинетах – обтянутая клеенкой кушетка, застеленная сверху белой простыней, письменный стол, заваленный кипой бумаг, окно, завешенное жалюзи, как правило, желтоватого оттенка.

Здесь же все было обставлено совершенно иначе – мягкие коричневатые портьеры на окнах, уютные огромные кресла, словно приглашавшие в свои объятия, большой книжный шкаф во всю стену, на столе – ваза с цветами и пара серебряных рамок с фотографиями.

Да и сам хозяин кабинета белому халату предпочитал черную кашемировую водолазку, на которой, присмотревшись, Ульяна рассмотрела прилипшие шерстинки.

«Наверное, у него кошка дома. Или собака», – подумала она, остановившись на пороге.

– А вы, должно быть, Ульяна Борисовна Ненашева, новый хирург? – спросил психолог, снимая очки.

– Да, это я.

– Очень приятно. Меня зовут Иван Владимирович. Проходите, располагайтесь, где понравится, и немного поговорим.

Ульяна почему-то расслышала в его мягком, низком голосе какие-то неприязненные нотки и сразу напряглась.

– С вами все в порядке? – спросил психолог, заметивший, как закаменели ее плечи.

– Д-да… – с запинкой проговорила она, садясь в кресло и мгновенно утопая в нем. – О чем вы хотите поговорить?

– О вас, – чуть улыбнувшись, Иващенко опустился в кресло напротив нее и закинул ногу на ногу. – Хотелось бы, чтобы вы рассказали то, что считаете нужным.

– Например? – Ульяна чувствовала себя неуютно даже в удобном мягком кресле, но изо всех сил старалась держать себя в руках.

– Расскажите о своем детстве, например, – что любили, чем увлекались.

– У меня не было времени что-то любить и чем-то увлекаться. Я занималась фехтованием, постоянно тренировалась и ездила на соревнования. Кроме того, я должна была еще и учиться, чтобы поступить в медицинский. Так что мое свободное время заполняли поездки к репетиторам.

– Так-так-так… фехтование… это очень интересно, – чуть продался вперед психолог. – А почему именно фехтование? Как вы его выбрали, по каким признакам? Не танцы, не гимнастика, не фигурное катание, например?

Она пожала плечами.

– Я ничего сама не выбирала. Папа решил, что для других видов спорта я не гожусь.

– Почему?

– Потому что для гимнастики нужна гибкость, для танцев – грация, а у меня этого нет.

Иващенко вздернул брови.

– Нет гибкости и грации? Я не заметил. Наблюдаю за вами с первого дня вашего здесь появления, и мне не показалось, что вы неженственная или неграциозная.

Ульяна почувствовала, как лицо вспыхнуло и заливается краской.

Почти на автомате она съежилась, втянула голову в плечи, словно стараясь сделаться незаметнее, привлекать меньше внимания.

– И как успехи в таком непростом виде спорта? – то ли не заметив, то ли сделав вид, что не видит ее манипуляций, спросил Иващенко.

– Успехи… хорошие, да… можно так сказать… – пробормотала Ульяна, стараясь принять прежнюю позу и отчаянно ругая себя за трусость.

– А конкретнее?

Ульяна вздохнула и бегло перечислила свои титулы.

Лицо Иващенко выразило сперва удивление, затем что-то похожее на восхищение.

– Однако… И вы так равнодушно об этом говорите? Совсем не испытываете гордости?

– Нет, – честно призналась Ульяна. – Не испытываю.

– Почему же?

«Потому что никогда не хотела фехтовать. Потому что ненавидела рапиру и бандуру с формой. Потому что уставала быть лучшей, первой. А если вдруг становилась второй… даже не хочу вспоминать», – чуть не сказала она вслух, но благоразумно промолчала, понимая, что есть вещи, о которых в этом кабинете лучше не откровенничать.