Читать книгу "Три женщины в городском пейзаже - Мария Метлицкая"

Туров развел руками.

– Слушай, а телефон? – спохватился Вова. – Телефонами мы же не обменялись!

Телефон? Туров опешил. Нет, ничего, разумеется, страшного, просто дальнейшее общение в его планы не входило. «Навязчивый, – с неприязнью подумал он. – Как репей прицепился. И не отвяжешься». Но телефон продиктовал, куда денешься? Пожав друг другу руки, они разошлись. Как думал Туров – навсегда. Впрочем, он о новом знакомце долго и не думал. Но Вова-Володя объявился на следующий день:

– Привет, чувачок. Как дела, чем занимаешься? Какие планы на вечер?

Планы? Туров растерялся. Планов у него не было. Сессия была сдана, послезавтра начинались каникулы.

– Да нет вроде планов, – растерянно ответил он.

Вова обрадовался.

– Отлично! – завопил он. – Просто класс! Тогда два предложения – выбирай, старичок! Первое – закрытый концертик в МИФИ, играют знакомые челы. А второе – в гости! – радостно захохотал он. – Хата у черта на куличках, в Домодедове, но девчонки там классные, можешь поверить! Две сестры, Катя и Маша, такие чувихи – не оторвешься! Правда, и на концертике будут герлы… – грустно вздохнул он и снова заржал: – Но за качество я не ручаюсь!

Туров задумался. Да, дома сидеть неохота. Тащиться в Домодедово – тем более. Катя, Маша, смешно. Разве что на концерт? К современной музыке Туров, как и все, был неравнодушен. Музыкой увлекались все. «Аэросмит», «Бостон», «Эмерсон, Лайк и Палмер», «Квин», «Лед Зеппелин», «Назарет» – в музыке Туров разбирался и очень ее любил. Может, и вправду? Правда, качество там… как и у всяких самопальных, недавно собранных групп! Ну да ладно, все не сидеть дома.

Правда, уже тогда Градов его раздражал. Так раздражал, что иногда хотелось дать ему по башке. Со всей дури дать, чтоб заткнулся. И почему? Ну да, парень со странностями. А кто без? Ну да, слишком шумный, размахивает руками, ржет как конь, да и шутки дурацкие. Но при этом вроде как личность – живет по своим правилам и на все забивает. В комсомольцах не состоял – по убеждению.

– Институт? А на черта мне институт? Пять лет горбатиться, а потом? Быть инженером, пахать за копейки? Приходить к девяти, спать на столе, заниматься ненужной хренью, общаться с чужими по духу людьми, слушать их жалобы – на жен, на детей, на тещу? Нытье про то, что не хватает от зарплаты до зарплаты? Про дачки их убогие слушать, кто удачно спер доску или нашел на помойке старую раму? Про укроп и огурцы? Про летний отпуск на Азовском море, где нет места, чтобы расстелить полотенце, про часовые очереди в столовку? Не, брат, это не для меня – я буду заниматься тем, что мне интересно. А работать на государство – нет, извини!

– А что для тебя? – заводился Туров. – Так живут все! Все население Советского Союза! Живут и не рыпаются. Ковыряются, как кроты, в своих норах и ничего, живут. И между прочим, всех все устраивает! – И со вздохом добавлял: – Потому что другой жизни не видели. А ты? Ты чем от них отличаешься? Гигантским умом, необычайным талантом? Откуда у тебя такое высокое мнение о собственной персоне? Да и потом – все делают то, что надо. Не то, что хочешь, а то, что надо. За что платят зарплату. Какую-никакую, а зарплату! Да, кстати – а на что ты собираешься жить?

– Да брось! Прямо все! Нет, Тур, меня не уговоришь, не старайся. И никакой я не особенный. И никакого такого мнения о себе у меня нет! Просто… – Градов становился непривычно серьезным. – Я хочу прожить так, чтобы мне было в кайф, понимаешь? Свободно. Короче, делать то, что хочу! А не то, что надо.

Туров усмехался:

– Так не бывает! В кайф живет один процент населения. И то не уверен. А все остальные – муравьи в муравейнике. Тянут лямку и не жалуются. – Туров вдруг оживлялся: – А если ты, Град, такой самолюбивый, иди в диссиденты! Требуй свободы, борись с режимом, вали за границу!

– Да какой из меня диссидент? – изумлялся Градов. – И вообще – где я и где борцы с режимом? На власть мне плевать, речь не об этом. Я о личной свободе, понимаешь? Чтобы не залезать в это ярмо. Просто жить надо с кайфом! И заниматься любимым делом.

– Опять нестыковочка, – усмехался Туров, – в музучилище ты ходишь от случая к случаю, того и гляди попрут за прогулы. В консерваториях замечен не был. Шляешься по сейшенам и считаешь себя крутым музыкантом. Ладно, брось. Все твои тезисы – оправдание лени. Ты, Вова, обычный рядовой раздолбай! Твое дело, живи как хочешь. Только не строй из себя борца за свободу личности – типа, вы все говно, живете по правилам, а я тут один возражаю и сопротивляюсь. Смешно!

Градов сидел с хмурым лицом. Правда, всего полчаса – обижаться, в отличие от Турова, он не умел.

Когда Градов пригласил его, Туров сомневался. Переться на Каширку, идти по черному тающему снегу, по коварному, почти невидимому льду, поскальзываться, промокать – ради чего? Чтобы в темной, сильно прокуренной комнатке, которую и залом назвать смешно, глохнуть от скрежета и шума дешевых инструментов, от восторженных криков, от едких запахов – пота, дешевых духов, табака и томления молодых тел? Пытаться в темноте разглядеть девчонок, чтобы познакомиться и продолжить плохо начатый вечер. Тоска. Тоска зеленющая, вот что такое ваш сейшен. Но, как всегда, повелся. Плелся за этим козлом, злясь на себя и проклиная его.

Все так и было – проваливались в мокрых сугробах, поскальзывались на коварном льду, промерзли до мурашек, с мокрыми озябшими ногами и окоченевшими руками наконец доползли. Настроение у Турова было отвратным. А вот у друга Вовы наоборот! Градов балагурил, снова ржал во весь голос, окликал каких-то знакомых.

«Бред, – хмурился Туров, – никто не заставлял, сам виноват. Все, все! В последний раз – даю себе слово».

В крохотном зальчике все было именно так, как Туров и представлял: куча народу, не проберешься, если только локтями. Густой и слоистый, как туман, сигаретный дым. Запах дешевого курева и молодого пота – стойкий, тяжелый, навязчивый. Запах подпревшей обуви и дешевой косметики.

Туров поморщился: «Полчаса – и свалю. Хотя к чему ждать полчаса? – Он глянул на сцену и усмехнулся: – Музыканты, блин! Три волосатых, небрежно одетых козла. Два гитариста и один барабанщик. Профессионалы – лупят по гитарам и тарелкам, считая себя большими спецами. А музыка эта… да кто здесь вообще говорит о музыке?»

Туров давно мечтал играть в группе – хотя что здесь необычного? Все парни в то время мечтали играть на электрогитарах или барабанах. И уж если ты освоил эти инструменты, любая из девушек будет твоя. Но дело было не только в девушках, хотя и это было немаловажным. Дело еще было в том, что Туров грезил музыкой. Обычная чешская гитара у него, конечно, была – кто в те годы не бренчал на гитаре? Туров подбирал по слуху, но играл фигово, что уж там. И еще барабанил. Барабан он выпросил у завклубом, соседки по лестничной клетке. А палочки купил в «Детском мире». Обычные деревянные палочки от детского барабана. Бренчал и стучал у себя, за плотно закрытыми дверьми – стеснялся. А мечта оставалась мечтой. И казалось, мечтой несбыточной. В институте было несколько групп – не ВИА, нет-нет, это считалось попсой, а именно группы – так назывались самостийные образования из трех-четырех недоучек, зачастую не знающих ни нот, ни азов, но при этом важных и напыщенных, как молодые нахальные петушки. Туров часто заходил в актовый зал, где проходили так называемые репетиции. Видел, что он, самоучка, играет куда лучше, чем многие. Но предложить себя стеснялся. А какое название группы: «Сломанный воздух»! Туров усмехнулся: «Какая фантазия! Сломанный воздух, о боже!» Он оглядел публику – возбужденные, вспотевшие, отчаянно накрашенные девицы, заглядывая в глаза музыкантам, терлись у самой сцены. Раскачиваясь в такт музыке – если там вообще был какой-то ритм, – девчонки стонали от кайфа и восхищения. «Идиотки!» – с тоской подумал Туров и оглянулся в поисках приятеля.