Читать книгу "Роман Виолетты - Александр Дюма"

«Получила ли я прощение ? Мое нетерпение столь велико, что я сама пришла узнать ответ на этот вопрос. Если Вы меня простили, вставьте цветок из моего букета в Ваши волосы. В таком случае самая любящая из влюбленных станет самой счастливой из женщин и будет ждать Вас в экипаже у артистического подъезда, надеясь, что сегодня за ужином Вырешите не грустить в одиночестве, а предпочтете полакомиться крылышком фазана у нее в гостях.

Одетта».

Флоранс, не раздумывая, выдернула из букета красную камелию и вернулась на сцену с цветком в волосах.

Одетта зааплодировала так, что едва не вывалилась из ложи; Флоранс сумела послать ей воздушный поцелуй.

Полчаса спустя принадлежавшая графине двухместная карета уже стояла с опущенными шторами на улице Бощщ.

Флоранс торопливо сняла кольдкремом белила и румяна, прошлась по лицу рисовой пудрой, накинула халат из пестрой кавказской ткани и выскочила на улицу.

Негр Одетты отворил дверцу. Флоранс впрыгнула в карету; чернокожий слуга занял свое место, и кучер погнал лошадей крупной рысью.

Графиня заключила Флоранс в свои объятия, но нам известны суждения актрисы о своем достоинстве. И, вместо того чтобы занять место, которое приготовила ей графиня в своих объятиях и на своих коленях, сама Флоранс резким и стремительным движением подхватила графиню на руки как ребенка и тем же движением — движением борца, повергающего противника, уложила ее себе на колени и столь же стремительно и крепко прижалась губами к ее губам, скользнула языком между ее губ, расстегнула пуговицы ее панталон, и вот уже ее рука оказалась между бедер графини.

— Сдавайтесь, красавец мой, — со смехом воскликнула Флоранс, — вряд ли кто-нибудь вас выручит!

— Сдаюсь, — отозвалась графиня, — и прошу только об одном — чтобы меня никто не выручал, я хочу принять смерть от вашей руки.

— Ну, так умрите, — произнесла Флоранс. с какой-то кровожадностью.

И в самом деле пять минут спустя графиня, во власти сладкой агонии, готовая испустить последний вздох, прошептала:

— Флоранс, милая, как приятно испустить дух в ваших объятиях, ах, я умираю… умираю… умираю…

При последнем вздохе графини экипаж остановился у дверей ее дома.

Запыхавшись от волнения, поддерживая друг друга, женщины поднялись по лестнице.

Графиня вынула из сумки ключ, открыла дверь квартиры и тут же заперла. Прихожая освещалась китайским фонарем. Проведя Флоранс через спальню, где сияла лампа из розового богемского стекла, графиня отворила дверь ярко освещенной столовой, посреди которой стоял накрытый стол.

— Любовь моя, — сказала графиня, — с вашего позволения мы обойдемся без прислуги; стоит сказать, что я собиралась остаться в мужском костюме, чтобы прислуживать вам, но, полагаю, он помешает нашим вольностям. Избавлюсь-ка я от этого ужасного наряда и явлюсь перед вами, готовая к битве. Вот туалетная комната. Думаю, там есть все, что вам понадобится.

Нам уже знакома туалетная комната графини. Та самая, куда она приводила Виолетту. В этой комнате царствовал белый мраморный стол с расставленным на нем набором изысканнейших ароматов от Дюбюка, Лабулле и Герлена.

Через несколько минут графиня вошла туда и присоединилась к своей подруге.

На ней не было ничего, кроме розовых шелковых чулок, подвязок из голубого бархата и из такой же ткани туфель без задника.

Стоит ли говорить, что комната была равномерно прогрета калорифером.

— Простите мой наряд, — рассмеялась графиня, — просто благодаря вам я в таком состоянии, что мне необходимо привести себя в порядок; хотелось бы также узнать, какие духи вы предпочитаете.

— Я вольна выбирать? — спросила Флоранс.

— Разумеется, как вам будет угодно, — ответила графиня.

— Отлично! Что скажете, если я возьму вот этот одеколон от Фарина?

— Тут я не советчица, берите все, что вам по вкусу.

Флоранс щедро выплеснула воду из огромного графина в изящное биде из севрского фарфора, умелой рукой подмешала туда четверть флакона одеколона и, встав на колени рядом с биде, взяла с мраморной столешницы губку.

— Надеюсь, — сказала она, — вы позволите помочь вам; только что вы прислуживали мне, теперь мне быть вашей служанкой.

Вместо ответа графиня, переступив через биде, устроилась сверху.

— Ну, за чем же дело стало? — произнесла графиня с улыбкой.

— Я любуюсь вами, любовь моя, — сказала Флоранс, — вы великолепны.

— Тем лучше для вас, — произнесла графиня, — ведь все это ваше.

— Что за дивные волосы! Какие зубы, какая шея! Дайте расцеловать эти бутоны у вас на груди. Мне страшно раздеться перед вами; я знаю, вы сочтете меня безобразной; какая атласная кожа! Я буду глядеться сущей негритянкой; а эти огненного цвета волосы! Какое чудо! Рядом с вами я покажусь совершеннейшим угольщиком.

— Замолчи, насмешница, и не томи меня; волосы огненного цвета оттого, что дом загорелся… потуши пожар… потуши…

Флоранс просунула губку между бедер графини, и первое же легкое влажное прикосновение исторгло из графини стон сладострастия.

— Разве я коснулась тебя рукой? — спросила Флоранс.

— Пока нет, но, если это произойдет, не надо тревожиться.

Флоранс еще два-три раза провела губкой по дорожке, проложенной в глубине тесной долины наслаждений, затем губку отбросила и начала растирать рукой.

Графиня наклонилась к искусной массажистке; их уста слились; она обхватила актрису обеими руками и, внезапно поднявшись и не отрывая рук от ее плеч, оказалась, мокрая и благоухающая, вровень с ее губами.

Флоранс хватило времени лишь на то, чтобы прошептать: «Спасибо!» Она тут же прижалась ртом к устам еще более благоуханным, чем те, что целовала раньше, к устам, столь неожиданно оказавшимся перед ней, и, оставаясь на коленях, подталкивала пятившуюся перед ней графиню все ближе к канапе, пока графиня не рухнула, точно античный гладиатор, со всей, однако, возможной при подобных обстоятельствах грацией.

Графиня не привыкла играть пассивную роль в занятиях такого рода, однако, тотчас почувствовав, что в этой нервной и худой брюнетке мужское начало выражено еще ярче, чем в ней самой, она снова ей подчинилась, и на этот раз с не меньшей обходительностью, чем в предыдущий; поскольку теперь Флоранс пустила в ход другое средство — им она владела с еще большей ловкостью и изощренностью, графиня признала ее превосходство и объявила об этом такими движениями, которые не оставили во Флоранс никакого сомнения, что этим способом она вознесла графиню на верх блаженства.

На несколько мгновений оба тела оставались неподвижными. Всякий знает — наслаждение отдавать ничуть не уступает по остроте наслаждению брать. Первой пришла в себя Флоранс, она привстала на колени, словно молясь у еще курящегося алтаря, где только что ею было совершено жертвоприношение. Взгляд, улыбка, обессилено упавшие руки — весь ее облик являл собой свидетельство ее восторга.