Читать книгу "Красный нуар Голливуда. Часть I. Голливудский обком - Михаил Трофименков"

Когда берлинский мясник увидит ‹…› как Грета Гарбо в роли Маты Хари занимается любовью на гортанном английском со шведским акцентом с елейным латинянином, изображающим русского офицера, он, вдруг вспомнив о Лиге наций и мерзости Версаля, выбежит из кинотеатра вон и никогда уже не вернется. – Трамбо.

Яннингс – счастливец: ему было куда возвращаться. Десятки англо-саксонских звезд в лучшем случае канули в небытие, в худшем – сошли с ума, утопились, перегрызли себе вены. Или их дикция никуда не годилась, или продюсеры под этим предлогом избавлялись от нелюбезных им актеров: по большому счету, не все ли равно?

Яннингс – счастливец вдвойне: не доверяя банкам, он держал гонорары под подушкой и сберег свои двести тысяч.

Студии тратили дикие суммы на модернизацию залов под показ звуковых фильмов. Но публика еще не определилась, какое кино предпочитает: затраты не окупались. Трамбо насмешливо сожалел (North American Review, декабрь 1933 года) что приход звука не задержался года до 1980-го. К тому времени Голливуд, чья традиция измерялась ничтожными тринадцатью годами, быть может, созрел бы, чтобы принять технологический вызов.

Да, на первых порах казалось: кризис обошел Голливуд. Посещаемость залов возросла с 65 миллионов в неделю в 1928-м до 155 (по другим сведениям – до 90) миллионов в 1930-м. Но столь же стремителен был «отлив»: 75 миллионов зрителей в 1931-м, 60 миллионов – в 1932-м.

Владельцы студий, заразившись спекулятивной лихорадкой тучных 1920-х, пали жертвами собственных финансовых игр. Когда рухнула биржа, владельцы кинозалов потребовали от них оплаты по твердому курсу акций, которыми те расплачивались за контроль над прокатом. А приносившие дивиденды акции превратились в бумагу.

Трамбо называл еще две причины «падения» Голливуда.

Во-первых, систему многолетних контрактов. Обязанные сняться в энном количестве фильмов, звезды быстро приедались: профессиональная смерть настигала их за несколько лет до окончания контракта, меж тем остававшегося в силе.

Во-вторых, продюсеры, «накопившие свой культурный багаж в гетто», вели себя как браконьеры в собственных угодьях: непотизм и кумовство достигали сюрреалистических масштабов.

В адвокате, женатом на актрисе, открылся незаурядный гений: сначала – писателя, затем – продюсера. У сестры способного менеджера обнаружился редкий литературный дар. В достойном восхищения духе межстудийного товарищества зятя менеджера студии А взяли сценаристом на студию Б. Когда его работа стала грозить студии Б разорением, он быстро подписал контракт со студией В, где выдвинулся в руководящие работники. Эта система охватывает все студии и все департаменты. Вся индустрия была недавно заинтригована судьбой юного исполнительного продюсера, принесшего своей компании в течение 1932 года ряд исключительно неудачных картин и чистые убытки примерно в восемь миллионов. Когда его контракт не был продлен, он подписал контракт со студией своего тестя на ту же должность, на которой уже проявил свою грандиозную неуместность. Его зарплата – чего не отрицают наниматели, столкнувшиеся с бурей насмешек, – удвоилась, достигнув четырех тысяч в неделю. Вскоре он стал вице-президентом концерна, и его космический взлет продолжается. Последний квартальный отчет студии его тестя показал чистую прибыль в 93 тысячи. Если усилия молодого человека будут столь же плодотворны в его новом качестве, как и в предыдущем, он доведет убытки за отчетный период примерно до двух миллионов.

За три года закрылись пять из шестнадцати тысяч залов, и никакие бездомные не могли их спасти. На какие только ухищрения ни шли студии. Удешевляли билеты; вернулись к практике показа двух фильмов по цене одного, отмененной из-за дефицита звуковых лент; угощали зрителей попкорном. Сменяли смотрителей-мужчин на женщин, которым платили гораздо меньше. Все без толку. Даже розыгрыши денежных призов, велосипедов, посуды, окороков, шелковых чулок (в 1933-м правительство запретит такие лотереи как недобросовестную конкуренцию).

Убытки RKO в 1932-м достигли 11 миллионов, Paramount – 70 миллионов. Эта компания, контролировавшая рекордное количество залов – 1 200 в США, 230 в Канаде, – пострадала сильнее прочих и была вынуждена объявить о банкротстве. Малые студии – Tiffany, Sono Art-World Wide, Invincible – кризис просто не пережили.

Оглушительней всего было крушение империи Уильяма Фокса, задавшегося целью подчинить себе весь Голливуд. Его доходы в 1929-м достигали 9,5 миллионов. Запутавшись в двойной бухгалтерии, он сам нанес себе смертельный удар, введя в 1931-м в правление студии представителей Chase National Bank, не видевших разницы между кинопроизводством и биржевыми спекуляциями. В начале 1933-го банкиры оставили Фокса наедине с убытками, а Луис Б. Майер и его зам Ирвинг Тальберг, возмущенные попыткой Фокса захватить MGM, объявили ему судебную войну. Обвиненный в нарушении антимонопольного законодательства, разоренный и не оправившийся после тяжелой автомобильной катастрофы Фокс будет в 1936-м еще и приговорен к шести месяцам тюрьмы. Обломки Fox Film Corporation в 1935-м сольются с Twentieth Century Pictures, созданной Дэррилом Зануком, в 20th Century Fox Film Corporation, которую мы будем для простоты именовать в будущем просто Fox.

Выжившие студии черной завистью завидовали Майеру, самому высокооплачиваемому менеджеру США: в аферы с акциями он не ввязывался и в 1932–1933 годах получил прибыль в миллион. Гроши, конечно – а в первом квартале следующего сезона прибыль MGM упадет до 94 тысяч, – но конкуренты забыли само слово «прибыль».

Вот и 8 марта 1933-го – в день выплаты зарплат (пятый день президентства ФДР) – выкрутилась лишь MGM. Майер продал доходные боны казначейства: наличку доставили с Восточного побережья спецавиарейсом. Правда, от переживаний Тальберг свалился с инфарктом – газеты сообщили об инфлюэнце.

Universal в тот же день аннулировала контракты сотрудников, Fox просто не выплатила зарплаты. Каждый день «каникул» приносил Голливуду миллионный убыток. 9 марта студии созвали общие собрания сотрудников и объявили о временном понижении зарплат вдвое.

* * *

Луис Б. Майер отличался не только страстью к театральным эффектам, но и даром «умирать» в роли.

Отчаявшись объяснить Дженет Макдональд, как исполнить трогательную песню, он рухнул на колени и, заливаясь слезами, спел любимый псалом. Это не городская голливудская легенда, а невероятная голливудская правда. И вот ее подтверждение.

Уже в середине 1940-х Дассен, начинающий режиссер, объявил «персональную забастовку», когда Майер отказался расторгнуть с ним контракт. Дассен снял домик на побережье океана и заперся там, обложившись книгами. Майер продолжал высылать чеки его агенту, спокойно ожидая капитуляции мятежника.

Через год Дассен не выдержал. В честь возвращения «блудного сына» Майер собрал в своем кабинете весь совет директоров. Он действительно заплакал. И, «распустив сопли», завел длинную историю о жеребце, которого купил за немыслимые деньги, буквально влюбившись в него. Жеребец выигрывал все скачки, а потом словно разучился скакать. В чем дело, догадался берейтор.