Читать книгу "Ритуал. Эпизод первый - Виталий Останин"

Сегодня же, говоря языком моего дворового детства, он подставился просто невероятно. Убив семью с детьми, он показал, что Линьков был не случайной жертвой, тем самым обозначив для нас направление, в котором нужно рыть дальше.

— А у нас ничего, — коротко отчиталась эльфка. — Ни на легальном рынке, ни на черном, никто не покупал нужных для Бренна или Торуса ингредиентов. Либо убийца сделал это так, что мы не смогли найти следов, либо привез все необходимое с собой. Как у вас с гастролерами?

Ноб бросил на меня короткий взгляд, желая получить подтверждение тому, что я собирался сдержать данное ему обещание. Я ответил кивком, который со стороны выглядел, как «да, говори ты», и он приступил к докладу.

— Когда мы закончили на убийстве вдовы, успели только встретиться с орком, который психолог. Антон считает, что доктор — пустышка. Задержался он в городе, чтобы навестить дальних родственников, а у них не остановился потому что с некоторыми у него не очень простые отношения. Завтра уже улетает домой — у нас нет оснований его задерживать.

— Это не он, — подтвердил я. — Все, что он нам говорил — правда. Я умею задавать вопросы так, что на них можно ответить только однозначно, но он ни разу не соврал.

— Или он очень хороший ментат, — не усомнился, а лишь обозначил данный факт Годрох.

— И психолог, — согласился я. — Нет, Годро, он даже в мелочах не юлил. И, кстати, натолкнул на любопытную мысль, когда узнал о деталях расследования…

Амалайя удивленно, даже с недоверием посмотрела на меня.

— Ты что, обсуждал с ним дело Секции? Антон, это непрофессионально!

— И попадает под множество параграфов закона об оперативно-розыскной деятельности, — не преминул ввернуть орк. Опять же, не язвительно, а лишь констатируя.

— Ну там… получилось так, — я едва справился, чтобы не показать смущение, которое испытывал.

С точки зрения профессионализма это был провал, конечно. Немного извиняло меня то, что после убийства семьи Линькова я был в некоторой прострации. Пока проводили осмотр, пока работали криминалисты, пока шел опрос соседей, я еще вполне успешно отгораживался от того факта, что неподалеку в своих кроватях лежат тела двух маленьких детей, которых хладнокровно убили только для того, чтобы замести следы другого преступления.

Я много повидал на службе — работа следователя вообще быстро избавляет от иллюзий и заставляет душу обрасти непробиваемой броней цинизма. Только к детским смертям я никак не мог привыкнуть. Мне казалось жутко несправедливым, что жизни, не успевшие толком начаться, вдруг вот так вот заканчиваются.

Короче говоря, в беседе с доктором психологии я допустил оплошность. Уже убедившись в том, что, отвечая на вопросы, он не лжет, я рассеянно разрешил ему снять свой верхний эмоциональный слой. Никакого чтения мыслей и, тем более, глубокого ментального сканирования, просто что-то вроде доверительного рукопожатия на прощание — в орочьей культуре «касание» примерно это и значит.

А у меня, напомню, прадед — орк. С которым я очень плотно общался, пока он не отбыл на историческую родину. И кое-каким правилам приличия он меня научил. Так что, когда доктор привстал, провожая нас, и совершенно рефлекторно «коснулся» меня, я на полном автомате ответил. А он, соответственно, кое-что увидел. И, будучи увлеченным своей работой специалистом, предложил помощь. Я согласился.

— В общем, док считает, что ритуал — демонстрация. Или послание, — свернул я с темы своего промаха. — Мне это тоже в голову приходило — ничего же не стоило убрать составные части обряда и потом выдать убийство Линькова за банальное ограбление, которое зашло несколько дальше, чем планировалось.

— Ну… логично, — была вынуждена признать Амалайя. — А зачем кому-то привлекать внимание Серебряной Секции?

Говоря о Секции, она безусловно подразумевала себя. Как эльф и как маг Амалайя подсознательно ставила себя выше большинства разумных. При ближайшем знакомстве я не увидел в ней какого-то особенного снобизма, но некое врожденное чувство собственного превосходства прослеживалось невооруженным взглядом. И поэтому для нее было странным, что убийца предпочел связаться с такой опасной дамой, а не группкой обычных людей.

Я замялся, не зная, как отвечать. Ноб, который при разговоре с доктором присутствовал, понял все правильно и обижаться на правду не стал. Да он себя никогда и не считал следователем, так, техническим специалистом, не больше. А вот эльфка могла расстроиться, если ей напрашивающийся вывод в лоб выдать. Мол, такие дела, уважаемая, ритуал не стали прятать, поскольку знали, что за спецы работают в екатеринодарской Секции. И предпочли, чтобы делом занимались они, а не «обычные» следователи.

Но она меня удивила. Некоторое время молча смотрела на меня, после чего тихо спросила:

— Мы настолько плохи?

И вот тут у меня неожиданно включилась та модель поведения, которую любой нормальный мужчина использует, когда слышит от женщины (не важно, своей, чужой или вообще — эльфки) вопрос — не толстая ли она.

— Ну что вы, госпожа Амалайя!

Получилось ужасно неискренне. Орк едва заметно дернул щекой. Гном, не скрываясь, гоготнул. Я, кажется, покраснел, по крайней мере, уши у меня стали горячими. Эльфка великодушно кивнула и махнула рукой, мол, все с тобой ясно, Лисовой.

— Подобная версия вполне имеет право на жизнь, — сказала она абсолютно серьезным голосом.

«Пронесло!» — с облегчением подумал я.

И, чтобы увести разговор подальше от скользкой темы, спросил.

— А что насчет вдовы… погибшей? С ней же вы разговаривали?

— Не я. Годрох, — она поднялась, бросила взгляд на настенные часы. — Только давайте вы это обсудите у него в кабинете или у Ноба. У меня со столицей разговор.

«Нет, — понял я. — Не пронесло. Сдерживается. Ну и черт с ней!»

Уже за дверью, я спросил орка про опрос Линьковой.

— Тебе странным ничего не показалось? Можешь мне рассказать во всех подробностях?

Тот пожал плечами, кивнул. Начал говорить на ходу:

— Женщина, убита горем. Дети ничего не понимают. Я задал ей несколько стандартных вопросов: были ли у ее мужа враги, неприятности на работе, проблемы со здоровьем…

— Как она отреагировала на смерть мужа?

— Ну… расстроилась. Как еще можно на такое отреагировать?

Я шумно вздохнул, проследовал за ним в кабинет. Уселся на стуле у окна.

— Очень по-разному, на самом деле. Она была опустошена? В истерике? Напугана?

— Скорее, опустошена. И еще, знаешь, отгородилась будто стенкой. Не то чтобы помогло…

— Погоди! — я даже привстал. — Отгородилась? Это как?

— Ну как ты, когда не хочешь, чтобы с тебя «снимали» верхний слой. У нее тоже кто-то в предках с нашими подгулял, полагаю. Но очень и очень давно, пять, а то и больше поколений назад. Она, кстати, даже не знала об этом.