Читать книгу "Акушер-Ха! - Татьяна Соломатина"

А тётка заполошно голосит:

— Какая операционная?! Не хочу операционную! У меня всю картошку украдут!

— Серж, — говорю измученно, — сделай уже что-нибудь, сил никаких моих терпеть не осталось!

Он тетке лёгкого нейролептанальгезическо-наркотического коктейля и вколол. Можно подумать, я для неё просила!

Она не успокоилась, но тему причитаний поменяла. Начала повторять мантру: — Резать будете — не снимайте носки! Резать будете — не снимайте носки! Резатьбудетенеснимайтеноски!!!

— Женщина! — говорю ей. — Вы не переживайте! Вы сейчас «баю-бай» будете делать, а через два часа мы вас разбудим, и будете как новенькая. Но с ребёночком. Вы кого хотите?

— Ни… резатьбудетенеснимайтеноски кого у ме… резатьбудетенеснимайтеноски ня семеро…

— Ну, коза, где семеро, там и восьмой! — сказал Сергей Алексеевич, и мы отправились на крылечко на пару минут. Где Серёга весьма глубокомысленно, что для него не было характерным, затянулся и задумчиво изрёк: — Она о своих носках говорила? Ну да. Не о наших же… А вдруг у неё там деньги. К примеру, много. К примеру, внешний долг Либерии у неё в носках. А мы, Танька, снимем носки и разбогатеем.

— Нет, Серж. Никогда мы с тобою не разбогатеем. Потому что полные мы поцы, не смотри что врачи хорошие. Дадут — спасибо. А не дадут — мы на свою зарплату в двести убогих единиц и будем вламывать, как потомки папы Карло. Ты вот можешь, как Александр Николаевич: пока толпу родни не запугает — не успокоится? Или как Боня: пока бабки не принесут — не выписывать? И я не могу. Потому что они — молодцы, а мы — добросовестные поцы. Вот мы с тобой сегодня уже трижды отстояли, а что заработали, помимо потраченной тобою собственной упаковки миорелаксантов? Правильно. «Поцы. Татьяна и Сергей. Групповой портрет в припоцанном интерьере операционной. Акварель на слезах неизвестного художника». Так что и не надейся, брат, на её носки. Мешок картошки, может, тёткина родня нам потом и завезёт. Если у неё родня есть. И картошку ещё не сперли. К тому же вот скажи честно, Серёжка, были бы у неё в носках деньги, ты бы взял? То-то же! Так что давай, докуривай свою припоцанную сигарету, и пошли арбайтен.

Серж насупился и сказал:

— Надоело быть поцем! Будут деньги в носках — возьму! И поделим на всю бригаду.

— Нет, Серж, не возьмёшь!

— Возьму!

— Не возьмёшь!

— Возьму!

— Ну, хорошо! Возьмёшь. Всё, что есть в носках, — твоё! И сами носки. Я ей свои подарю на долгую память. Только не нервничай. Всё будет хорошо. Сейчас закисью подышишь — тебя и попустит.

Помылась я. Поле операционное с ассистентом накрыла. Ручонки тётке санитарка бинтиком примотала к столу и пошла снимать носки. А Серж как завопит:

— Свет! — Не в смысле «Да будет свет!», а в том смысле, что лампу операционную анестезиолог поправляет, если что. Потому что хирург уже — ни-ни. Стерильный весь уже, как скальпель после ЦСО.[23]Лампу Серж подёргал туда-сюда-обратно и нырк — под приставной столик операционной медсестры с ножной стороны операционного стола. Медсестра как захихикает: «Вы чего, Сергей Алексеевич?! Мы же в операционной! Отложим до ужина!» Ха! Плевать Серж хотел на все либидо мира. Его уже на тёткиных носках заклинило похлеще самой тётки. Бывает. Работа тяжёлая. Нервная.

Все замерли на секунду… А через означенный временной интервал раздался истошный Серёгин вой: «Бахииииилыыыыыы!»

И на заскорузлые, покрытые вековой пылью деревенских дорог, с длинными, чёрными, давно не подпиленными рашпилем когтями тёткины лапы санитарка быстро натянула бахилы. Как это и предписано протоколом.

И всё бы ничего, если бы в атмосфере операционной долго ещё не витал запах этой простой русской женщины. Вернее — её ног.

Сергей быстро пришёл в себя. Разбогатеть он не разбогател, хотя этот запах можно было положить в банк. Правда, ещё долгое время у него начинался приступ нервного хохота, когда кто-нибудь произносил вслух слово «носки».

Да. Тётку мы родоразрешили путём операции кесарева сечения. Матку ей удалили. По показаниям, естественно, а не для того, чтобы ещё какие добрые люди не мучились. Для этого достаточно только трубы перевязать. А лучше — пересечь.

Придя в себя и немного очухавшись, она уверяла меня, что о беременности знать не знала. Думала… Что?.. Правильно. Климакс. Шевеления? Ой, господи, доктор! Ну черешни наелась или свёклы с капустой — вот «кишки и дрыгаются». Пузо начало расти? Ой, доктор, обижаете. Я в ЦРБ[24]пошла. Доктор посмотрел и сказал: «Асцит!» Я и успокоилась. А тут картошка. В город. На рынок. Продавать. Я мешок сгрузила, а из меня кровища-то и хлынула. Я испугалась — добрые люди «Скорую» вызвали. А за ноги уж простите! Я ж не знала, что в больницу попаду, не помыла…

А вы говорите, Зощенко… А вы говорите — пятнадцать лет.

Да. Ребёнка она забрала. Мальчик. Назвала, как доктор прописал, — Асцит. Шучу. Как-то, конечно, назвала. Наверное, Вася. А жаль. Как бы по-древнеримски это звучало: «Асцит Иванов».

P.S. Нам с Серёгой даже по мешку картошки досталось.

Предновогоднее

Давным-давно, ещё в прошлом тысячелетии, но уже в самом что ни на есть его конце, курили мы с анестезиологом на ступеньках приёмного.

Время — около одиннадцати p.m. Поговаривают — как новое тысячелетие встретишь, так его и проведёшь. А у нас в родзале трое, и все достаточно проблемные. В ОРИТ[25]у него тоже пара дам есть. Пьём пятидесятую дозу кофе в ожидании призывных воплей акушерок и анестезисток. Рассказываем друг другу прекрасные в своей бородатости анекдоты. В общем, колбасит нас, «врачей-убийц», в преддверии, так сказать, и «на радостях».

А тут «уазик» милицейский подъезжает. Из него выскакивает молодой парнишка и прямиком к нам.

— Доктора? — спрашивает.

— Ага! — истерически хохочем в ответ.

— С наступающим! — очень серьёзно так.

— И вас также. — Уже просто крючимся от хохота. Нет. Курили «Парламент». Ещё не пили. Нервное это у нас.

— А у нас это… — стесняется.

— Да что же, что же у вас?! — уже просто в три погибели нас согнуло. Ну что может быть у вчерашнего школьника в форменном тулупчике в новогоднюю ночь в роддоме? На надзирателя с зоны не тянет. Да и обычно сопровождать рожениц надзирательниц присылают. Те так и ходят за тобой по родзалу. Не все, конечно. Некоторые нервно курят на ступеньках приёма…

— Роды у меня.