Читать книгу "Голландская могила - Моника Кристенсен"

Во время прогулки к ним присоединились и супруги Тюбринг.

– Просто замечательно, – сказал Тюбринг, – нам полезно будет проветриться. Клара, давай сюда, я понесу, – он взял у жены объёмистую сумку и закинул её за плечи, как рюкзак, – мы прихватили с собой печенья, шоколадки и два термоса – один с кофе, а другой, естественно, с чаем. И ракетницу с дополнительным зарядом. А ещё запасной свитер и плёнку. Верно же, Клара? Пора наслаждаться жизнью!

Супруги Тюбринг часто ходили в походы и поэтому сразу стали лидерами их маленькой группы. Анетте они ничего не сказали. Они сошли на берег и быстро зашагали по посыпанной гравием дорожке – мимо маленьких разноцветных домиков, выстроившихся возле озера Сульванне, мимо старого, выкрашенного в красный цвет магазина и шахтёрского Дома культуры. Вскоре они оказались возле дорожного указателя, установленного рядом с загоном для собак.

Собаки – три разновозрастных кобеля далеко не чистых кровей, страдающие разной степенью глухоты, – не удосужились даже поднять головы. Чуть приоткрыв глаза, они взглянули на болтающих туристов, но решили, что у них есть занятия и поважнее – переварить еду и набраться сил к ночи, когда придётся лаять и скулить.

– Эта дорога ведёт к горе Цеппелин и старой шахте, – Пер Кристиан Тюбринг внимательно разглядывал небольшую туристическую карту, которую отыскал в какой-то брошюре, – а вторая дорога, вот эта, через мост, идёт в аэропорт. За аэропортом есть несколько мореновых холмов – там наверняка и окаменелости можно найти. По какой дороге двинемся?

После того как Роланд Фокс предложил ей сделать несколько снимков для книги, миссис Хемминг пребывала в благодушном расположении духа и не была расположена командовать. Однако никто больше ничего не предложил, поэтому в конечном счете решать вновь пришлось ей. И она выбрала дорогу к шахтам.

Стоя возле окна кухни, повар следил за группой туристов.

– А сейчас они пошли к шахтам, – сказал он, обращаясь к начальнику «Кингс Бей», сидевшему за разделочным столом, – и ружья ни у кого из них нет. Что они будут делать, если вдруг наткнутся на медведя?

– Но стрелять-то из них тоже вряд ли кто-то умеет, – ответил начальник, отхлебнув кофе из чашки. Ручки у чашки не было, а саму чашку он никогда не мыл, пряча за пакетами с мукой, которые стояли под подоконником. Этой чашкой никто больше не пользовался, и это означало, что зимовщики начальника любили и уважали. Повар чистил картошку и поглядывал в окно.

– Вот уже и к шахте подходят.

Начальник миролюбиво кивнул:

– Ну и ладно. Внутрь они всё равно не войдут – двери-то заперты.

Повар почистил ещё пару картофелин.

– Да, похоже, эту затею они оставили. Теперь пошли к Бреггербреену. А, нет – повернули. Видать, решили взглянуть на шахту Агнес-3.

Мирная атмосфера на кухне складывалась ещё и благодаря звукам – в котлах булькала вода, повар скрёб ножом картошку, а начальник «Кингс Бей» довольно вздыхал. Он взял печенье и обмакнул его в кофе.

– Почти подошли. Это ведь там сейчас крачки яйца высиживают?

– Ага, там… – начальник улыбнулся.

Крики атакующих крачек были слышны даже здесь, в столовой, по другую сторону дороги. Повар покачал головой. Да уж, не хотел бы он сейчас очутиться там, среди крачьих гнёзд. Нападая, птицы пронзительно кричали, яростно орудуя острыми клювами и осыпая незваных гостей экскрементами.

Повар отложил в сторону картофелину и наблюдал за тем, как туристы поспешно отступают, размахивая руками. Некоторые накрыли головы куртками, а другие покидали место едва ли не ползком.

– Мы всё равно ничего не смогли бы, – сказал начальник «Кингс Бей», – они забрались далековато, и предупредить их мы бы не успели. А им следовало внимательнее читать объявления. Там чёрным по белому написано, что заходить на гнездовья запрещено, – он поднялся, – ну что ж, спасибо за кофе. Пойду поищу врача.

Вскоре незадачливые путешественники уже стояли на пороге – кучка растрёпанных людей в изодранных и грязных куртках, с израненными головами и руками. Пострадавших провели в лазарет, где их встретил врач – он как раз прилетел из Лонгиера навестить знакомых. Врач промыл раны и заклеил их пластырем.

Тяжелее всех пришлось супругам Тюбринг – они шли первыми и сильнее других пострадали от крачьего гнева.

Обрабатывая разодранное темя Пера Кристиана, врач тихонько чертыхался и покашливал. Раны были неглубокими, но наверняка болезненными. «Пусть „Кингс Бей“ оплачивает теперь мои билеты, – думал врач, – я сюда не работать приехал».

После ужина инспекторы и супруги Роуз направились в служебный домик – выпить кофе и поболтать.

– Я тут немного поразмыслил, – сказал Роуз, – по поводу головы. Её отделили от тела не просто так. На это должна быть причина. Может, это сделали, чтобы сложнее было установить личность? Ведь, как правило, личность жертвы устанавливают именно по лицу.

Но Кнуту Фьелю не хотелось пускаться в догадки. Он считал, что им давно следовало съездить туда, где нашли голову. Однако соответствующих распоряжений из управления губернатора не поступало, и он решил не своевольничать.

– Других причин мне на ум не приходит.

Турбьёрн пододвинул к столу ящик и уселся на него.

– А может, остальные части тела тоже лежат где-то поблизости?

– Я же уже сказал, что нам давно пора туда съездить, – отозвался Кнут, раскачиваясь на стуле.

– Но мы всё там осмотрели, – возразила Эмма Роуз, – когда нашли голову.

В дверь постучали, и в комнату заглянул стюард Юхансен.

– Я принёс моё любимое арахисовое печенье, к кофе, – неуверенно начал он, сомневаясь, что ему здесь рады.

Инспектор Роуз задумчиво посмотрел на него и подвинулся, чтобы стюард уместился рядом с ним на узком диванчике.

– Хорошо, что вы пришли, – сказал инспектор, – по опыту знаю, что преступления обычно порождаются тем обществом, где совершаются. Повод может быть совершенно случайным, но глубинные причины, как правило, скрыты в обществе, где совершено преступление. А насколько я понимаю, в Ню-Олесунне вы знаете всех и вся?

– Вы всё о старом. Я вообще-то хотел кое-что ещё обсудить. В столовой тоже болтают об убийстве, рассказывают всякие страсти и пугают друг дружку, – стюард довольно улыбнулся и вытащил пачку табака.

– Да ты прекрасно знал, что мы тут именно это и обсуждаем, – не поверил Турбьёрн, – к тому же курить у нас запрещено.

Кнут смущённо отвёл глаза, а стюард расхохотался.

– И это мне говорит человек, который сегодня ночью на вечеринке на итальянской станции выкурил штук двадцать самокруток?! А потом ещё и зажевал табаком, потому что у новой поварихи только он и нашёлся? И который потом блевал у неё в ванной?

Всё это стюард сказал по-норвежски, поэтому Эмма Роуз перевела вопросительный взгляд со стюарда на Турбьёрна.