Читать книгу "В Каракасе наступит ночь - Карина Сайнс Борго"

Оглядевшись по сторонам, я поискала что-то, чем можно было бы накрыть тело. Больше всего мне хотелось закрыть ей глаза, которые смотрели на меня из холодного посмертия. Один за другим я выдвигала ящики комода, рассчитывая найти простыню, одеяло или просто полотенце – достаточно большое, чтобы накрыть Аврору целиком. Наконец в шкафу в хозяйской спальне я обнаружила простыню. Накрывая труп, я зажмурилась, чтобы не видеть неподвижного взгляда Авроры.

Когда все было готово, я открыла глаза и еще раз огляделась по сторонам. Что здесь произошло? Ах, если бы только стены могли говорить! Кто убил Аврору? Или она умерла естественной смертью?.. Был ли это внезапный сердечный приступ или какая-то запущенная болезнь? Ответов я не знала – все происходило слишком быстро и сбивало меня с толку. Несомненно было одно: она умерла, а я – нет, но на этом проблемы, увы, не заканчивались. Кто будет задавать вопросы об Авроре Перальте? Кто будет ждать ее звонка? Кто ее хватится – родственник, подруга, любовник? Или она, как и я, была человеком в достаточной степени одиноким, и ее смерти никто не заметит? Хорошо бы так…

На тумбочке, рядом с разряженным телефоном, лежали три конверта, два вскрытых и один запечатанный, а также связка ключей, которыми Аврора не успела воспользоваться, чтобы запереть дверь. Должно быть, подумала я, она выносила мусор и просто захлопнула за собой дверь, не задвинув засов, благодаря чему я и смогла войти, просто нажав на ручку. Любой нормальный житель Каракаса запер бы дверь на засов не задумываясь, да еще дважды проверил замок, но Аврора этого не сделала. Интересно было бы знать, что заставило ее забыть обо всем и начать взбивать яичные белки, которые засохли в миске острыми конусами?

Быть может, ее все-таки убила Генеральша или кто-то из ее подчиненных? Или они проникли в квартиру, но бежали, увидев, что она уже мертва? Почему они предпочли захватить мою квартиру, а не эту?.. В поисках ответа на свои вопросы я еще раз обошла комнаты, но нигде не было никаких следов насилия. Не было и никаких признаков беспорядка, который оставили бы грабители, искавшие в шкафах деньги и драгоценности. Все выглядело как обычно, если не считать мертвой женщины, которая вытянулась в кухне на полу. Кстати, сколько Аврора там пролежала?.. Наверняка несколько дней. А значит, все это время в кухне горел свет, который выключался только тогда, когда не было электричества.

Меня охватил ужас, противный липкий ужас. Я разрывалась между желанием бежать отсюда со всех ног и… остаться. Да и бежать мне все равно было некуда. Дома у меня не стало. Единственным выходом было податься в Окумаре, к теткам, но что я там буду делать? Как зарабатывать на жизнь? В полицию я все же решила не ходить, и мысль о нежданно-негаданно подвернувшемся мне убежище все настойчивее стучалась мне в голову Думай, думай, думай, подстегнула я себя. Аделаида Фалькон, думай!..

В квартире, которая еще вчера была моей, по-прежнему раздавались чужие шаги. Они были намного громче, чем звуки, которые мы с мамой когда-то слышали за стеной, отделявшей нас от квартиры Авроры. Прислушавшись, я смогла различить стук пластиковых шлепанцев, которые носила Венди, смех Генеральши, шорохи, скрипы и другие звуки – банда прибирала к рукам захваченную территорию. Их не заглушала даже громкая музыка, все та же «Tumba-la-casa, mami, tumba-la-casa – Ты должна разрушить этот дом, мама…», сделавшаяся саундтреком моего кошмара наяву.

Из окон квартиры Авроры, выходивших на боковую стену нашего дома, площадь Миранды была видна мне как на ладони. Возле мусорной кучи появился новый отряд из десятка женщин, которые выглядели еще более упитанными, чем Генеральша и ее банда. Мария была права – они будут захватывать новые и новые квартиры, не обращая внимания на то, живет в них кто-нибудь или нет.

Женщин на площади охраняли несколько «коллективос» на мотоциклах. В данный момент они были заняты своим прямым делом – дрались с группой молодых людей, по виду – студентов, пытавшихся сорвать и сжечь плакаты с портретами Вечного Команданте. Спустя какое-то время на площади появился полицейский патруль, который сопровождали несколько вооруженных головорезов. Я хорошо видела их грубые лица, на которых была написана жажда крови, и хотела крикнуть, чтобы предупредить молодых людей, которых было совсем мало, но голос мне не повиновался. Пока я сражалась с собственным страхом, полицейские повалили на асфальт двух молодых людей. Один лежал спокойно, второй корчился от боли. Изо рта у него текла кровь, совсем как у быка, которому матадор только что нанес последний удар шпагой.

Я вернулась в гостиную и взяла с тумбочки единственный оставшийся невскрытым конверт. Письмо оказалось из консульства Испании в Каракасе. Я пыталась прочесть текст, держа письмо на просвет, но бумага оказалась слишком плотной. Тогда я вернулась к письмам, которые были вскрыты. В одном оказался счет за электричество. В конверте, на котором я снова увидела штамп в виде красно-желтого испанского флага, оказался запрос от пенсионного ведомства этой страны. Инспекция по социальному обеспечению Испании требовала представить доказательства того, что сеньора Хулия Перальта, мать Авроры, еще жива и может и дальше получать пенсию.

Это было странно. Насколько я знала, Хулия Перальта скончалась еще лет пять назад.

Сложив письмо из консульства и запрос вдвое, я сунула их в карман, потом взяла в руки ключи и как следует заперла входную дверь.

Аврора умерла, но я-то по-прежнему была жива.

* * *

Никогда я не присутствовала при рождении человека. Я никогда не носила ребенка и никогда не рожала. Я никогда не держала на руках ни сына, ни дочь, никогда не вытирала ничьих слез, кроме своих собственных. В нашей семье не рождались на свет дети, а старые женщины умирали, лишаясь своей власти только на смертном одре. Они продолжали править, даже стоя одной ногой в могиле – совсем как люди, которые умирают у подножия вулкана. Материнство я представляла себе только как отношения, которые были у нас с мамой, – как связь, которую следовало поддерживать и укреплять, как ненавязчивую, тихую любовь, находившую выражение в нашем стремлении сохранять в равновесии наш маленький, предназначенный только для двоих мирок. Я не имела ни малейшего представления о том, какой могучей преобразующей силой обладает материнство, пока однажды мама не повела меня в музей, чтобы посмотреть картину Артуро Мичелены. Раньше я думала, что этот художник изображает только сражения и битвы, но в тот день написанное им полотно стало для меня неопровержимым доказательством того, что рождение ребенка освещает душу, разгоняет туман и наполняет смыслом мрак, который царит в женском лоне.

Картина называлась «Молодая мать». Глядя на нее, я впервые задумалась о том, каково это может быть – выносить и родить ребенка. Мне тогда было двенадцать лет, картина же была написана больше столетия назад. Мичелена создал ее в 1889 году, когда его талант достиг наивысшего расцвета. В то время он жил в Париже, получал награды в салонах и на выставках и был даже удостоен медали за картину, представленную на той же Всемирной выставке, что и Эйфелева башня. Выпускник Академии Жюлиана[21], он был умеренным космополитом и отстоял довольно далеко от идей Салона отверженных[22], однако на своих полотнах Мичелена сумел передать свет валенсийских равнин[23], как может сделать это только художник, воспитанный под беспощадным солнцем тропиков. Под солнцем, которое сжигает все.