Читать книгу "Патологии - Захар Прилепин"

- Все собрались? - оглядывает парней Семёныч. - Шея! Костя! Не расслабляйтесь, выставьте наблюдателей… Ну что, все целы? Никого не задели?

Мы возвращаемся к машинам.

В первом «козелке» с вдрызг разбитой лобовухой сидят два чеченца, - те самые, которых мы везли на базу. Оба мёртвые. Вся кабина в крови, задние сиденья сплошь залиты.

У второго «козелка» всё на том же месте валяется старичок, живот щедро замазан густо красным; остывает уже.

- Четыре ноль, - смеётся Язва.

- Вот бы так всегда воевать, чтоб чичи сами друг друга расхерачивали! - говорит Астахов.

- Сплюнь! - отвечает Семёныч.

VI

Чищу автомат, нравится чистить автомат. Нет занятия более умиротворенного.

Отсоединяю рожок, передергиваю затвор - нет ли патрона в патроннике. Знаю, что нет, но, однажды забыв проверить, можно угробить товарища. В каждой армейской части, наверняка, хоть раз случалось подобное. «Халатное обращение с оружием», заключит комиссия, по поводу того, что твой однополчанин, дембельнулся чуть раньше положенного, и уже отбыл в свою тамбовщину или смоленщину в гробу с дыркой во лбу.

Любовно раскладываю принадлежности пенала: протирку, ёршик, отвертку и выколотку. Что-то есть неизъяснимо нежное в этих словах; уменьшительные суффиксы, видимо, влияют на. Вытаскиваю шомпол. Рву ветошь на небольшие ровные клочки.

Снимаю крышку ствольной коробки, аккуратно кладу на стол. Нажимаю на возвратную пружину, извлекаю её из пазов. Затворная рама с газовым поршнем расстаётся с затвором. Следом ложится на стол газовая трубка и цевьё. Скручиваю пламегаситель. Автомат становится гол, легок и беззащитен.

«Скелетик мой…» - думаю ласково.

Поднимаю его вверх, смотрю в ствол.

«Ну, ничего… Бывает и хуже».

Кладу автомат и решаю, с чего начать. Верчу в руках затворную раму, пламегаситель, возвратную пружину… Всё грязное.

Как крайнюю плоть, приспускаю возвратную пружину, снимаю шляпку с двух тонких грязных жил; мягко отпускаю пружину. Разобрать возвратный механизм, а потом легко его собрать, - особый солдатский шик. Можно, конечно, и спусковой механизм извлечь, сделать полную разборку, но сегодня я делать этого не буду. Ни к чему.

Большим куском ветоши, щедро обмакнув его в масло, прохожусь по всем частям автомата. Так моют себя. Свою изящную женщину. Так, наверное, моют коня. Или ребёнка.

В отверстие в шомполе продеваю кусочек ветоши, аккуратно, как портянкой, обкручиваю кончик шомпола белой тканью. Лезу в ствол. Шомпол застревает: много накрутил ткани. Переворачиваю ствол, бью концом шомпола, застрявшим в стволе об пол. Шомпол туго вылезает с другой стороны ствола, на его конце, как флаг баррикады висит оборванная, чёрная ветошь…

Автомат можно чистить очень долго. Практически бесконечно. Когда надъедает, можно на спор найти в автомате товарища грязное местечко, ветошью насаженной на шомпол ткнувшись туда, где грязный налет трудно истребим, в какие-нибудь закоулки спускового…

Пацаны, как всегда, смеются чему-то, переругиваются.

Язва, активно пострелявший, покидал все донельзя грязные механизмы автомата прямо в банку с маслом. Задумчиво копошась ветошью в «Калаше», прикрикивает на дурящих пацанов:

- Не мешайте мне грязь равномерно по автомату размазывать…

Кто-то из пацанов, устав копошиться с ёршиками и выколотками, делает на прикладе зарубку. Дима Астахов делает две зарубки.

- Хорош, эй!… - говорю я, - Сейчас вам Семёныч сделает зарубки на жопе… Автоматы казённые.

Женя Кизяков аккуратно вырисовывает ручкой на эрдэшке жирную надпись: «До последнего чечена!»

- А вы знаете, какая кликуха у нашего куратора? - говорит Плохиш.

- Какая?

- «Чёрная метка». Он куда не попадет, там обязательно что-то случается. То в окружение отряд угодит, то в плен, то под обстрел. Все гибнут, - заключает Плохиш и обводит парней беспредельно грустным взглядом, - Ему одному хоть бы хны.

Плохиш затеял разговор не случайно, - завтра наш отряд снимается на сопровождение колонны, чин едет с нами; Плохиш с Аружевым, начштаба, посты на крыше, выставленный пост на воротах и ещё несколько человек остаются на базе.

Десять машин уже стоят во дворе. Десять водюков ночуют у нас.

Собираем рюкзаки: доехав, (дай бог!) до Владикавказа, ночь мы должны переждать там.

Парни, не смотря на новости от Плохиша, оживлены. Почему нормальные мужики так любят куда-нибудь собираться?

На улице такой дождь вдарил, что посту с крыши пришлось спрятаться в здание - переждать. До часу ночи лил. Семёныч заставил-таки пацанов вернуться обратно на крышу.

На утро мы - Язва, Скворец, Кизя, Астахов, Слава Тельман, я и двое сапёров встаём раньше остальных, - пол пятого утра. Надо дорогу проверить - вдруг ее заминировали за ночь. Чёрная метка приказал, будь он неладен.

Хмурые, оделись мы, вышли в коридор. Филя, весело размахивающий хвостом, был взят в компанию. Каждый, кроме Язвы, посчитал нужным потрепать пса по холке.

- Вы куда собрались-то? - интересуется Костя Столяр, его взвод дежурит на крыше.

Никто не отвечает. Хочется сострить, но настроения нет.

Костя посмотрел на сапёров, вооруженных миноискателями и увешенных крюками и веревками - для извлечения мин, и сам всё понял.

- Одурели, что ли? - спрашивает Костя. - Пятнадцать минут назад стреляли.

- Откуда? - спрашиваем.

- Из «хрущевок», откуда.

Подтянутый, появляется Чёрная метка.

- Готовы? - интересуется.

- Темно на улице… - говорит сапёр, Федя Старичков, - Я собаку свою не увижу!

Филя крутится у ног Феди, словно подтверждая правоту хозяина.

Чёрная метка смотрит на часы, хотя наверняка только что на них смотрел.

- Колонна должна выйти через пятьдесят пять минут, - отвечает он.

- И стреляли недавно… - говорит Астахов.

Чёрная метка, не глядя на Астахова, говорит Язве, как старшему:

- Давайте, прапорщик, не тяните.

- Сейчас перекурим и пойдем, - отвечает Язва.

Пацаны молча курят. Я тоже курю, глубоко затягиваясь.

Открываем дверь, вглядываемся в слаборазбавленную темень.

Идём к воротам с таким ощущением, словно за воротами - обрыв. И мы туда сейчас попадаем.

За воротами расходимся по трое в разные стороны дороги, поближе к деревьям, растущим вдоль неё.

Двое саперов остаются стоять посреди дороги, возле за ночь наполнившихся водой канав и выбоин. Лениво поводят миноискателями.