Читать книгу "Юрий Поляков. Последний советский писатель - Ольга Ярикова"

Помимо судьбы без извивов еще одно обстоятельство не может не смущать биографа. В серии эссе «Как я был…» блестяще-остроумно описан практически каждый жизненный и творческий период, связанный с созданием тех или иных произведений. Эти тексты невозможно ни цитировать — потому что не знаешь, где оборвать цитату, — ни тем более пересказывать; их следует читать, и, будем надеяться, они выйдут отдельной книгой, составив своеобразную творческую автобиографию, остро приправленную юмором и самоиронией. Существует еще и богатый научный пласт: творчество Полякова препарировала пара десятков уважаемых филологов и литературоведов, отчитавшись об этой работе диссертациями, научными статьями и докладами на конференциях. Биографу, не желающему ни пропасть в филологических дебрях, ни переписывать своими корявыми словами многосмысленные авторские эссе, приходится идти тернистым путем поиска особых биографических смыслов в поляковской прозе (отказавшись от идеи пересказывать ее лихо закрученные сюжеты), равно как и в событиях последнего шестидесятилетия отечественной истории — потому что по большому счету все они являются частью личной биографии. Тем более что многое из того, о чем говорит в своей публицистике Поляков, с течением времени требует все более детальных пояснений. Например, почему он считает политику первого и последнего президента СССР катастрофической для страны, а первого президента России, «гаранта демократии», — авторитарным партаппаратчиком. Это не обычные ярлыки, которые навешивают на оппонентов в остром споре, а проверенная временем позиция, но последовательно излагать факты, на основе которых он к этому пришел, по большому счету просто негде.

В одном из интервью Поляков сказал: «Каждый писатель говорит на языке своего поколения», — пояснив, что имеет в виду и особую версию родного языка, и особый мир характерных для времени явлений. Тем не менее ко многим событиям и явлениям, составляющим современность, мы никогда потом не возвращаемся, а если возвращаемся — как Поляков в своей публицистике, — то уже без подробностей. В нашей книге много фактов, посвященных советской и постсоветской истории Отечества. Нам показалось, что только через них можно понять, почему «колебатель основ» так яростно защищает сегодня от нападок социальное государство, каким был СССР, что он имел в виду, когда критиковал советскую государственную систему, а также почему эпоха Горбачева, как и время президентства Ельцина предстали в его прозе и публицистике в таком однозначно неприглядном виде. Именно поэтому существенное место в биографии уделено уже достаточно удаленным от нас событиям, которые, независимо от того, предавали их гласности или скрывали, сплетали канву нашей общей жизни и определяли будущее, которое неминуемо стало настоящим.

Глава первая

«КОЛЕБАТЕЛЬ ОСНОВ»
(1985–1991)

Неладно что-то в датском королевстве.

У. Шекспир. Гамлет

Всякий молодой литератор непременно мечтает о том, чтобы проснуться знаменитым. Когда тебе тридцать, это, как правило, навязчивая мечта.

У тебя уже вышли два поэтических сборника и вот-вот выйдет третий, в газетах и журналах время от времени дают подборки твоих стихов, тебя приметили мэтры и рекомендовали в Союз писателей, ты знаешь, сколько стоит одна стихотворная строчка (1 рубль 20 копеек плюс 1 рубль 20 копеек — если тираж выше 20 тысяч экземпляров), и готов вдохновенно писать поэтические отзывы на важнейшие события личной и общественной жизни, а публичные чтения с твоим участием неизменно успешны…

Короче, у тебя есть всё, кроме славы.

И когда ты уже начинаешь догадываться, что не ко всем она приходит и что твоя жизнь вошла в колею, с которой, возможно, ей не суждено уже сбиться, вдруг наступает то самое утро: ты просыпаешься знаменитым.

У Юрия Полякова это утро наступило в январе 1985-го, когда он достал из почтового ящика пахнущий типографской краской номер журнала «Юность» с первой его опубликованной повестью «ЧП районного масштаба».

Вот что сам он говорит о том, как «уснул среднеизвестным поэтом, а проснулся знаменитым на всю страну прозаиком»:

«Случилось это в тот день, когда январский номер «Юности» очутился в почтовых ящиках трех миллионов подписчиков. Я тоже достал из железной ячейки долгожданный журнал, предусмотрительно вложенный почтальоном в газету (дефицитную периодику в подъездах тогда уже подворовывали), раскрыл и огорчился: с фотоснимка на меня нагло смотрел длинноносый парень, неумело канающий под «задумчивого». По советскому же канону фотопортрет должен был улучшать автора, приближая его к идеалу, когда в человеке все прекрасно — и далее по Чехову. За образец брали портреты членов Политбюро, висевшие тогда во всех присутственных местах.

…Прижимая к груди журнал, я подхватился и поехал в редакцию «Юности», располагавшуюся тогда на «Маяковке» в многоэркерном доме в стиле ар-нуво — как раз над рестораном «София». На второй этаж вела лестница, достаточно широкая для того, чтобы две даже очень крупные фигуры советской литературы, пребывающие в идейно-эстетической вражде, могли свободно разминуться. Тогда писатели противоположного образа мыслей печатались в одних и тех же журналах. И это было нормально. Теперь же, если почвенник и забредет в «Новый мир», то лишь в состоянии полного самонепонимания. Так с пьяных глаз ломятся в дамскую комнату. Но и либеральный автор никогда не заглянет в логово «Нашего современника». Из боязни. Если узнают соратники по общечеловеческим ценностям, рюмки на букеровском приеме не нальют!

Главный редактор журнала Андрей Дементьев встретил меня своей знаменитой голливудской улыбкой:

— Поздравляю! Чего грустный?

— Вот фотография плохо вышла…

— Какая фотография, Юра! Ты даже не понимаешь, что теперь начнется!

Он не ошибся».

Повесть, написанную в 1981-м, не пускали в печать почти четыре года. Партийное начальство понимало, что Поляков замахнулся в ней не на комсомол в отдельно взятом райкомовском масштабе, а на политическую систему, частью которой были комсомол и комсомольские функционеры вроде героя повести Николая Шумилина.

«В те годы публикация острого романа, выход на экран полежавшего на полке фильма или открытое письмо какого-нибудь искателя правды, обиженного режимом еще в утробе матери, — все это вызывало умственное брожение и общественное смущение, которые чрезвычайно беспокоили людей, облеченных властью, — вспоминает Поляков в своем эссе «Как я был колебателем основ». — Они совещались, приглашали вольнодумцев в кабинеты, пили с ними чаи, щелкая сушками, обещали льготы, а если те упорствовали, наказывали без жалости: высылали из СССР прямо в гостеприимные объятья западных спецслужб, приготовивших изгнанцам неплохое трудоустройство, скажем, на радиостанции «Свобода». Удивительные времена! Судьбу какого-нибудь романа решали на заседании Политбюро, коллегиально, взвешивая все «за» и «против». А вот Крым могли отдать Украине просто так, с кондачка, со всей волюнтаристской дури! Странные времена…

Тем, кому сегодня за сорок, нет нужды объяснять, что такое «ЧП районного масштаба». Зато продвинутые представители «поколения пепси», читая повесть, могут удивиться: неужели вполне заурядная история личных и служебных неприятностей первого секретаря никогда не существовавшего Краснопролетарского райкома комсомола Николая Шумилина, изложенная начинающим прозаиком, могла потрясти воображение современников? Ведь тогда по всей стране, от Бреста до Сахалина, стихийно прошли тысячи читательских конференций, бесчисленные комсомольские собрания, на которых до хрипоты спорили читатели моей повести. Все печатные органы, включая «Правду», откликнулись на «ЧП…» резко критическими, мягко разгромными или сурово поощрительными рецензиями. Началось с Виктора Липатова, автора ванильных «Писем из райкома» (не путать с талантливым Вилем Липатовым, автором «Деревенского детектива»). Ванильный Липатов, как специалист, напечатал в «Комсомолке» статью «Человек со стороны», которую явно заказало начальство, не ожидавшее такого ажиотажа вокруг повести о райкоме.