Читать книгу "Пой,даже если не знаешь слов - Бьянка Мараис"

Мэйбл принесла аптечку из судомойни, снова опустилась на колени и коснулась ссадины, комок ваты казался особенно белым на фоне ее коричневой кожи. Пропитав вату оранжевым дезинфицирующим раствором, Мэйбл принялась осторожно прижимать ее к ране, бормоча утешения, когда я пыталась отстраниться от жгучей ватки.

– Бедняжка! Yoh, такая бедняжка, да? Я почти закончила. Все, уже все. Ты храбрая девочка. Харабрая девошка.

Я нежилась в ее внимании, смотрела, как она дует на мое колено, и удивлялась, как волшебно целительно ее щекотное дыхание. Убедившись, что ободранная коленка обработана, Мэйбл налепила на рану огромный пластырь и ущипнула меня за щеку.

– Чмок-чмок. – И она, вытянув губы, несколько раз поцеловала меня. Я задержала дыхание, пытаясь понять, не сегодня ли мне наконец достанется поцелуй в губы. Ее рот прошелся по моему подбородку, после чего она снова поцеловала меня в лоб. – Все, вылечили!

– Спасибо! – Я быстро обняла ее и выскочила из кухни.

Когда я выходила из задней двери, меня окликнул отец:

– Конопатик! – Он сидел в шезлонге возле переносного braai[3], стоявшего в ярком пятне солнечного света посреди бурого газона. – Принеси-ка своему старику пива.

Я снова нырнула в дом, открыла холодильник и вытащила бутылку “Касл-Лагера”. Бутылку я открыла неумело, отчего на линолеум брызнула пена, но вытирать пол я не стала. Мэйбл цыкнула мне вслед, но я знала, что она безропотно вытрет лужу.

– Вот, держи. – Я подала отцу исходящую пеной бутылку, и он тут же плеснул из нее на пробившееся за бортик гриля пламя.

– Как раз вовремя, – сказал отец, кивком показывая, чтобы я села на стул рядом с ним.

Синие глаза блеснули из-под густых волос, падавших на красивое лицо. Светлые завитки закрывали брови, а сзади волосы отросли так, что ложились на воротник рубашки. У отца были длинные ухоженные баки, которые почти сходились с пушистыми усами. Они всегда щекотались, когда я целовала отца, мне нравилось прикосновение отцовской щетины.

Я села, и он вручил мне щипцы для гриля, словно передал некую священную реликвию. Отец с серьезным видом кивнул мне, и я кивнула в ответ, показывая: я принимаю вверенную мне власть. Теперь за мясо отвечаю я.

Отец улыбнулся, когда я сунулась в дым, плывший от гриля, и тут заметил мое залепленное пластырем колено.

– Что, Конопатик, опять с кем-то воевала?

Я кивнула, и он рассмеялся. Отец часто шутил, что у него сын в теле дочери. Особенно он любил рассказывать, как я пришла домой после своего первого и единственного балетного урока, мне тогда было пять лет, в порванных колготках и с ободранными до крови ногами. Когда он спросил, как, ну как я умудрилась получить такие увечья на уроке танцев, я призналась, что упала с дерева, а на дерево я полезла, чтобы спрятаться от учительницы. Отец просто взвыл от смеха, а мать прочла мне нотацию о том, что водить меня куда-то – пустая трата денег.

Будь у отца сын, он учил бы его обращаться с braai. Если он и был разочарован тем, что я – дочь, то ни разу не заикнулся об этом, но всегда одобрял мои мальчишечьи замашки.

Кэт же была очень чувствительным ребенком и во многом – моей полной противоположностью. Ее тошнило от одного вида сырого мяса. Было бессмысленно учить ее премудростям приготовления безупречных стейков, или как держать кулак, чтобы отправить противника в нокаут, или как сохранить мяч в регби.

– Ладно. Теперь переворачивай wors[4]. Убедись, что ухватила все колбаски, и переворачивай их все вместе, иначе они слипнутся. Молодец. А теперь сдвинь отбивные в сторону, чтобы не пережарились. Ты же хочешь подрумянить их до корочки, а не спалить.

Тщательно следуя инструкциям, мне удалось приготовить мясо так, что отец остался доволен. Когда все было готово, я отнесла сковороду с мясом на стол, который Мэйбл накрыла во внутреннем дворике, выложенном плиткой. Чесночный хлеб, картофельный салат и mielies – кукурузные початки – уже стояли на столе, накрытые сеткой от мух, – я нахлобучивала ее на себя, когда играла в невесту-шпионку.

– Скажи маме, что мы уже за столом, – попросил отец, садясь.

Он не сомневался, что огромные клювастые ибисы непременно спикируют, дабы стащить мясо, – они постоянно воровали еду у собак, прямо из миски, охотились и на добычу попроворнее, вроде рыбы в декоративных прудах.

– Она говорит по телефону.

– Ну так скажи ей, чтоб заканчивала. Я хочу есть.

– Мы садимся за стол! – прокричала я от двери и снова шагнула во двор.

Только я села рядом с отцом, как из дома приплелась Кэт. Она смыла с лица все следы слез и улыбалась, когда мать села рядом с ней.

– Кто звонил? – спросил отец и потянулся за маслом и “Боврилом”[5], чтобы намазать на mielie.

– Эдит.

Отец закатил глаза.

– И чего она хотела?

– Ничего. У нее что-то с желудком, никак не проходит, и ее сняли с рейсов, пока она не придет в норму.

– Похоже, у нее тяжкий жизненный кризис? Бедняга не сможет подавать дерьмовую самолетную кормежку на дорогущих рейсах всяким снобам. Господи, да твоя сестра способна слона из мухи сделать.

– Нет никакого кризиса, Кит. При чем тут кризис? Она просто хотела поболтать.

– Скорее уж втянуть тебя в свою драму.

– Какую еще драму? – Мать повысила голос.

Кэт переводила округлившиеся глаза с отца на мать и обратно. Потом уставилась на меня. В ее глазах отчетливо читалось: сделай что-нибудь!

– Да у нее все драма. – Отец тоже повысил голос. – У нее же не бывает просто мелких проблем, у нее вечно конец света.

– Не конец света! При чем тут конец света? – Мать со стуком бросила большую ложку в миску с салатом. Она зло смотрела на отца, и вена у нее на лбу начала надуваться, что не предвещало ничего хорошего. – Господи! Почему ты вечно над ней изгаляешься? Она просто хотела…

Кто-то позвонил в дверь.

Выражение на лице у Кэт было более чем красноречивым. Спаслись!

– Бог ты мой! – Отец швырнул нож и вилку так, что они со звоном заскакали по столу. – Посмотри на часы! Что за идиот без всяких, мать его, представлений о приличиях ломится во время воскресного ланча? – Мать встала, чтобы открыть, но отец удержал ее: – Мэйбл откроет.

– Я сказала ей, что после обеда она свободна. Велела вернуться к вечеру, помыть посуду.

Когда мать скрылась в доме, отец крикнул ей вслед:

– Если это Свидетели Иеговы, скажи, чтобы убирались, или я их перестреляю. Скажи, что у меня есть большое ружье и я не боюсь пустить его в ход.