Читать книгу "Как избавиться от наследства - Надежда Мамаева"

В десять утра, когда мне позвонил заказчик, я была в состоянии полутрупа, скорее мертвая, чем живая, но зато довольная: все успела.

Залив все фотографии в «облако» и получив-таки на свой счет остаток гонорара, я отрубилась. Хорошо, что на диван упала, а не прямо на пол.

Проснулась от настойчивой телефонной трели. Кому-то срочно понадобилась Адочка. Помотала головой, пытаясь взбодриться, и затем просипела в трубку: «Да, слушаю».

Звонил папа. Как он умудрился до меня достучаться, осталось загадкой — в истории вызовов значилось больше десяти пропущенных от незнакомых абонентов. Отчитавшись, что у меня все хорошо и отлично, я завершила разговор и поняла, что дико хочу есть. Да что там есть, я готова была сейчас ради бутерброда совершить ограбление «Макдоналдса»!

Хотя если я вломлюсь туда, размахивая пакетом, с криком: «Живо все сюда!» — то от меня станут откупаться купюрами, а не сэндвичами. А жаль.

Я порыскала в холодильнике и убедилась, что там еды не больше, чем снега в Зимбабве, а на полке кухонного шкафчика — последняя половинка макаронины. И та надкушена.

Пиццерия находилась через улицу. Поэтому именно в нее я поспешила с резвостью газели, узревший поляну со свежей сочной травой.

Спустя четверть часа я с урчанием уминала пеперони. Очень быстро от пиццы остались лишь крошки, и моему гастрономическому блаженству пришел конец. С тоской глянув на пустую тарелку, я поднялась и сытая, слегка осоловевшая и плохо соображающая пошла обратно. Навстречу попался парень: выражение лица у него было ну точно с журнальной обложки. Образ дополняли стильная стрижка, одежда от кутюр, маникюр. На него многие оборачивались — и молодые мамочки, и солидные дамы, и девочки-подростки. А я, знавшая вот таких красавчиков не только мимо проходящими по улице, но и в жизни, лишь поморщилась. Столь ухоженные представители сильного пола вызывали у меня стойкую ассоциацию с домашними декоративными собачками, которых таскают в сумочке или под мышкой.

Про себя я величала таких сверхстильных и откутюренных декоративными мужчинами. Они требовали к себе внимания, ухода и считали, что мир принадлежит им. Главным их достоинством было то, что на фото они выходили отлично: умели позировать, знали свои лучшие ракурсы. Но то в работе. А в обычной жизни… Я не ждала от подобных нарциссов ничего хорошего.

На перекрестке загорелся зеленый свет, я шагнула, но запнулась о бордюр и полетела лицом вперед. Счастье, что успела выставить руки и лишь содрала кожу на ладонях. В голове промелькнули мысли, далекие от высокого штиля и цензуры. Вскочила, отряхнулась и побежала, чтобы успеть на зеленый.

Светофор мигнул, предупреждая, чтобы пешеходы поторопились. И тут я увидела, как из-за поворота на меня несется «газель».

Я не успела увернуться. Удар был сильным, меня буквально выбросило на тротуар. Но самое странное, я не чувствовала боли в теле. Вообще. И тела не чувствовала. Только лицо. Оно горело огнем. А во рту был вкус крови.

Дальше была карета «скорой помощи», маска с наркозом и пробуждение в палате — все это обрывками отпечаталось в моей памяти.

Когда окончательно пришла в себя, то оказалось, что я прикована к постели. Навсегда. На всю жизнь. Перелом шейных позвонков и как следствие паралич. Я не чувствовала ничего, что было ниже моего подбородка. Хотелось ударить кулаком от бессилия, но я не могла. Видела свои руки, но была не в состоянии пошевелить и пальцем.

Вот тогда-то я и возненавидела весь мир. Подключенная к куче аппаратов, я проводила день за днем, месяц за месяцем. Сначала в больнице, потом — дома. Квартира, за которую была выплачена уже большая часть ипотеки, сдавалась. Благо старшая сестра взяла все в свои руки и нашла квартирантов. Родители, до этого гордившиеся обеими своими дочками, стали заглядывать чуть реже, зато нанятая ими сиделка — чаще.

Я была вроде бы живой, но одновременно уже мертвой. И мечтала, чтобы это все закончилось.

Так и случилось. Однажды я просто не проснулась. Вернее, посреди ночи распахнула глаза от ощущения, что кто-то смотрит на меня. Пристально так, неотрывно.

В комнате никого не было. Через неплотно задернутую штору лился лунный свет, отчего углы спальни, в которой я провела почти четыре месяца, казались особенно темными. И тут я услышала:

— Ну чего тебе стоит? Ну сойди ты с ума, а? Жалко, что ли?

Я скосила глаза.

На подоконнике сидела облезлая белка с формуляром в лапах. Чудненько… Мне приветственно помахала рукой белая горячка. Только ее мне и не хватало. Ага.

— А что мне за это будет? — с любопытством спросила я.

— Ты меня видишь? — удивилась гостья.

— Еще и слышу! Так что мне за это будет?

Белка возмущенно подпрыгнула и зашипела:

— Ну знаешь ли! Это вообще-то наглость. Требовать у меня! Я тут сижу жду, когда у нее крыша поедет, а она…

И эта драная кош… в смысле белка начала меня совестить, отчитывать, уговаривать, взывать к порядочности и всему тому, чего я лишилась еще в младенчестве вместе с отрезанной пуповиной. Дескать, сколько можно?! От смерти ушла, перелетев через бордюр — нет чтобы как всякий порядочный перспективный труп улечься под колеса «газели»! — теперь и от шизофрении отлыниваю. Если так дело пойдет, чего доброго, еще и радоваться жизни начну!

Я из врожденной вредности поблагодарила за отличную идею и заверила, что непременно буду и радоваться и наслаждаться. Даже открою собственное дело, благо меня как фотографа знают. Найму секретаршу и буду надиктовывать ей бестселлеры: «Как сделать идеальное селфи», «Как набить морду фотошопу», «Как проклясть заказчиков и при этом получить премию», и все в том же духе. А еще пусть помощница от моего имени в соцсетях раздает лайфхаки: где у камеры находится кнопка «шедевр» и как можно круто заснять всю свадьбу на смартфон.

Я так вошла в раж, расписывая свое светлое будущее, что заявила, что и детей смогу родить. Правда, через кесарево, если у меня руки-ноги не функционируют, но забеременеть, а потом и выносить (в моем случае — вылежать) ребенка я ведь могу?

У белки нервно задергался ус, а уж про то, как она отбивала дробь хвостом по подоконнику, и говорить нечего. В общем, психовала моя шизофрения, бесилась изрядно. Я даже за нее переживать начала, родимую: вдруг удар хватит?

И тут из воздуха соткалась черная сова. Взмахнула крыльями, и вот уже на полу стояла смерть в черном балахоне и при косе. Ну, во всяком случае, именно так ее и изображают. Правда, скорбного величия не было и в помине. Скорее даже наоборот: чересчур деловой и заговорщицкий вид.

— Слышь, плешивая, ты еще не закончила? — осведомилась смерть.

— Да какое тут! Эта дура мне заявила, что у нее жизнь только-только налаживаться начала и сходить с ума она не намерена.

— А ты точно уверена, что она уже не ку-ку? — перекинув косу из руки в руку, засомневалась гостья. — С таким-то позитивным настроем и в ее-то положении.