Читать книгу "Ангелы мщения. Женщины-снайперы Великой Отечественной - Любовь Виноградова"

Готовились к наступлению, но пока все было спокойно, и семнадцатилетняя Галя Колдеева, самая юная в снайперском взводе, потихоньку убегала купаться в мелкий лиман. Опекуном и наставником девушек стал татарин Николай Зайнутдинов — не особо образованный, но добрый и смелый парень. Метко стрелять он научился еще до армии, пока пас в степях тысячные отары овец: нередко нападали волки и пастух наловчился стрелять по ним[3]. Получив, уже на фронте, снайперскую подготовку, Зайнутдинов быстро заработал репутацию хорошего снайпера — настолько хорошего, что ему доверили возглавить целый снайперский взвод. Подопечные оказались девушками, но Зайнутдинов не выказал недовольства. За высокий рост девушки его прозвали Полтора Ивана, подсмеивались над ним из-за нешибкой его образованности, дулись, когда Зайнутдинов «внедрял дисциплину», но в целом относились к нему хорошо[4].

Над головой шли воздушные бои; с начала сентября несколько дней прибывали новые части. По вечерам около землянки снайперов частенько раздавались выстрелы — один, или два, или три, — и кто-то из девушек выходил. Это ребята вызывали их на свидания, условившись о количестве выстрелов в воздух: заходить в женские землянки им запрещалось. Короткие свидания, прогулки у лимана, редко заканчивались чем-то серьезным. Чувства вспыхивали, но на следующий день или через день, после короткого отдыха, часть, где служил парень, уходила вперед к Голубой линии, и лишь немногие, обменявшись адресами, продолжали роман по переписке. Катя только поболтать успела с симпатичным сержантом Левой. Хотели посидеть в пустой землянке, но строгий Полтора Ивана был тут как тут. «Куда?» И разогнал их, пригрозив: «Я вот родителям напишу!»[5] Наутро Леву ранило в глаз, и больше Катя ничего о нем не слышала.

Девушки не питали иллюзий: знали, что начнется наступление и многие из этих ребят погибнут. Они много слышали о майских боях здесь, на неприступной Голубой линии, «Такой укрепленной территории, как на Кубани, нам не встречалось. Здесь все изрыто было, здесь все было под землей. Он же заранее готовился, он, наверное, не собирался отсюда уходить. 10 километров Голубой линии мы два дня проходили», — вспоминал воевавший там солдат[6]. И сейчас, спустя 70 лет, поисковые отряды все еще находят и перезахоранивают в тех местах солдат. Их очень редко получается идентифицировать: в ноябре 1942 года отменили солдатские смертные медальоны — пластмассовые цилиндры с листком бумаги внутри. Начальство сочло, что солдатские книжки могут выполнять ту же функцию. Конечно, это было не так: бумажные книжки очень быстро разрушали вода и тлен. Отменили медальоны, по мнению многих исследователей, потому, что государство предпочло оставить свои миллионные людские потери безымянными: «Так выгоднее было. Хоронить не надо. Пенсию осиротевшей семье по потере кормильца платить не надо. Да и потери огромные скрывали»[7]. И все же поисковикам иногда везет: люди, боясь остаться неопознанными после смерти, писали свои имена на расческе, ложке или котелке или делали себе медальоны сами из пустой гильзы.

От гитары остались щепки. Ее хозяйка Оля Короткевич, слава богу, уцелела под обстрелом, но была ранена, и, видимо, тяжело. Оля была веселая и громкая, «любительница попеть и потанцевать», лучше всех пела во взводе. Из дома учиться на снайпера она поехала с гитарой и на фронте с ней тоже не расставалась. Теперь, с искаженным от боли лицом, она не переставая спрашивала: «Где же моя гитара?» — «Не беспокойся, Оля, гитара будет!» — успокаивала Олю ее снайперская пара Катя Передера, неумело и поспешно перевязывая рану: Олю надо поскорее унести отсюда[8]. Вокруг шел бой. На этот раз Голубая линия будет прорвана.

В наступлении, которое Северо-Кавказский фронт начал 10 сентября, 19-й курсантской бригаде крепко досталось. Понес потери и женский взвод снайперов, которые в наступлении стали простыми пехотинцами: за несколько дней под Темрюком он потерял, кроме Оли Короткевич, еще девять человек: было 33, осталось 23[9], Катя Передера оказалась права: Оля выжила и купила себе другую гитару, но на фронт уже не вернулась, на всю жизнь оставшись инвалидом.

Новой снайперской парой Кати Передеры стала Женя Макеева — высокая красивая девушка, черноглазая и смуглая, острая на язык, общительная, смелая. Стала не только парой, но и самой близкой подругой. Катя и Женя ни на день не разлучались до 7 мая 1944 года: в тот день Женя Макеева погибла и Катя не смогла ее похоронить.

Большинство девушек Катиного снайперского взвода призвали из Краснодара, но Катя и Женя были из Кропоткина. Они жили в разных концах этого небольшого кубанского города, так что знакомы до снайперской школы не были. Как и остальных девушек взвода, их призвали в армию сразу после освобождения Краснодарского края в феврале 1943 года.

Немцы вошли в Кропоткин 4 августа 1942-го. С бугра — город стоял на возвышенности — Катя с родными смотрели в долину, на Кавказ, и видели, как двигались к городу немецкие части. Когда они прорвались к городу, Катя, хоть и не робкого была десятка, со страху прыгнула в погреб, обойдясь без лестницы. К ней присоединились мама и сестры. А немцы между тем въехали в город на своих машинах и мотоциклах, и, когда девушки вылезли посмотреть, что происходит, они уже вовсю шуровали по улицам: забирали у хозяек яйца и молоко, стреляли кур[10].

Оккупация запомнилась голодом и страхом, однако особых зверств Катя не видела. Единственное страшное, что произошло сразу после появления немцев, были расстрелы отступающих советских солдат, чьи подводы немцы успели перехватить. После этого, как казалось Кате, все успокоилось. Вокруг многие помогали немцам: появились отряды казаков и крымских татар. Те, кто до войны не был доволен советской властью, начали работать в полиции или администрации. «Самое страшное другое, — вспоминала жительница Краснодара. — Помню, въезжает фура, брезентом покрытая. И из этой машины вываливаются человек тридцать-сорок в фашистской форме. И все разговаривают по-русски»[11]. Рабочие, если было где работать, при немцах так и ходили на свою работу: есть-то семье надо[12]. Немцы ловили подпольщиков, что-то жуткое происходило поблизости, но до Катиной семьи доходили лишь слухи. Немцы требовали от населения молоко и яйца и совершали мотоциклетные рейды в отдаленные деревни и хутора, где еще осталось много птицы. Уток и гусей они живыми увозили на мотоциклах. Мальчишки быстро наловчились: услышав шум мотоциклов, сразу вооружались длинными хворостинами и гнали птицу к реке, озеру или ручью, где пережидали визит незваных гостей. В остальном немцы местных не обижали, просто не считали за людей. Случалось, что не отбирали продукты, а меняли их на свой эрзац. Многие местные говорили — кто открыто, кто тихонько, — что, если бы немцы дали им земли, жизнь при них была бы лучше, чем при Советах.