Читать книгу "Поцелуй аиста - Тамара Лисицкая"

Такой «свой» врач старался не смотреть по сторонам, чтобы не видеть гневные, полные укора глаза других ждущих беременных, которые-то честно свою очередь отсиживают. Врач быстро уводил вне очереди «блатную», а «блатной» муж оставался в коридоре, и хмурился, и краснел, принимая на себя весь груз горьких, стыдящих взглядов. А что вы хотите — рожать непросто.

А иногда из-за двери показывалась та самая «блатная», вся пунцовая от кабинетных процедур, а еще от того, что надо выглянуть в коридор и столкнуться с коллективным презрением еще раз.

— Вася! А штаны теплые мы взяли??

Список того, что надо взять с собой в роддом

Паспорт;

обменная карта;

контракт (если роды совместные), страховой медицинский полис;

моющаяся обувь;

предметы гигиены;

белье;

туалетные принадлежности;

ложка, вилка, чашка;

вода;

печенье.

Но все брали больше — и на сейчас, и на потом, после родов. Я тоже натолкала два пакета, а что там — убей, не вспомню… Мама купила мне нарядные носочки с помпончиками и новые резиново-пластмассовые тапочки со встроенными светодиодами. Когда я шла, подошва переливалась. Китайцам и маме хотелось, чтобы было красиво…

Какие-то беременные выбегали из смотрового кабинета, начинали копаться в этих своих баулах, вытаскивали одни вещи, роняли другие, давали растерянным мужьям какие-то распоряжения. Мужья, не слишком понимая, смотрели вслед, а спросить уже не у кого — убежала, животом размахивая… Суета, волнение, страх, усталость, и все эти густо замешано на запахах духов и пота. Зима. Горячие беременные и не беременные тела под куртками и шубами нагреваются.

И вот мужья (и «блатные», и порядочные) стояли, ждали, потели, делали вид, что звонят, выходили курить, не глядя на гинекологического Цербера, — и все это было глубоко форс-мажорно. Вообще, никто не понял регламента переговоров — что там дальше? Когда жен выпустит из кабинетов? А потом, минут через двадцать, когда мужья уже совсем изнемогали, их беременные выходили из приемного покоя в халатиках, с голыми ногами (если теплое забыли), в тапочках-носочках. Отдавали мужьям вещи. И все. Они прощались навсегда. Они в старом составе переставали существовать в эту торжественно-потную минуту. Он уходил навсегда в качестве только мужа, она навсегда удалялась в качестве только жены. И встретиться им предстояло спустя дни недели космических испытании — уже в другом качестве. В качестве мамы и папы. Даже если повторно мамы и папы. Даже если в пятый раз. Все равно они сейчас окончательно расставались со старой своей жизнью, и им бы обняться, что-то такое друг другу сказать, но выходила грозная седовласая дама-санитарка и уводила испуганную бывшую просто жену в адскую тьму коридора. А бывший просто муж (и «блатной», и порядочный) стоял и смотрел пару секунд вслед, скрипел мозгом…

— Женщина! Ким! Вы о чем все время думаете?

— Простите…

— Место работы, должность!

— Ну… Я ушла со старого места, а потом декрет…

— Мне надо написать место работы!

— Мне пообещали сразу после декрета взять меня на новое место…

— Что мне в работе» писать?? Я не могу… Степановна! Я сейчас с ними тут с ума сойду! Целый день сегодня поступают и поступают, и каждой — объясни!

А Степановна — это как раз та грозная, седовласая, уводящая беременных во тьму. Харон роддома. И глаза как у сенбернара.

— Ну, простите! — я не хотела ругаться ни с приемщицей беременных, ни с Хароном. — Я же в первый раз к вам…

— Ой, господи… Что пишем в «месте работы»?

— Ну, пишите «бывший редактор, кинокомпания «Эволюция».

Приемщица хмыкнула. «Кинокомпания» — ишь ты! Докинематографировалась!

— Что? Не стыдно вам такое кино снимать?

— Какое?

— Сплошные бабы голые! И все стреляют и стреляют! А если не стреляют, так вампиры!

— Это не мы

— Конечно. Имя-отчество отца ребенка.

— …

Приемщица подняла глаза. Ресницы палочками, бурая радужка… Пауза затянулась. Она ждала ответа на простой вопрос. И как-то вдруг стало понятно, что есть проблема, и даже большая, чем у кинематографа с моралью. У меня есть большая-пребольшая проблема. Черная, глубокая, окончательная проблема…

Хорошо, что телефон зазвонил и медсестра занялась им. Звонок важный — лицо у нее немедленно сделалось озабоченным:

— Лиза! Тянет живот? Крепко тянет? Выпей но-шпы, Лиза! И полежи, чтобы ноги вверх, слышишь меня? Ты там что, стирала, что ли? Ну, молодец!.. У нас сейчас тут все забито, я прямо не знаю, куда тебя, если что… Ты мне должна еще месяц потерпеть, слышала? Выпей но-шпы и ложись! Все, перезвоню!

Повесила трубку и тут же набрала номер.

— Алло, это Алина Кирилловна? Это Война вас беспокоит! Я по вопросу девочки моей! Ну, той, которая… Вот, звонила, говорит, что живот тянет… Ну, я ей тоже сказала, что рано. Так, а что, может, положить ее к вам в отделение? Ну да… Да я вижу, что все занято. Оформляю и оформляю, никак не закончатся… Ну, так я вас наберу, если что? Спасибо, Алина Кирилловна!

Ничего себе! У нее фамилия — Война? А не слишком ли много не тех знаков? Не перебор ли уже?

Пока медсестра Война разговаривала — улыбалась, как будто телефонная Алина Кирилловна могла видеть ее лицо. Трубку вешала вежливо, учтиво. Потом снова набрала номер, нахмурила брови, чтобы звучать строго и убедительно.

— Лиза? Слушай сюда! Алина Кирилловна будет тебя завтра ждать, подойдешь, покажешься. Что значит — Рождество все отмечают? У кого рождество? Ты ж не эта — не католичка? В общем я договорилась, а ты смотри! Да не родишь ты сегодня! В первый раз так быстро не рожают, слышишь меня? Все, давай, Лиза, мне работать пора!

Война повесила трубку, обернулась, чтобы пожаловаться Харону Степановне, но увидела только меня. Степановна вышла в соседний покой и там грохотала железками, будто готовилась меня слегка повскрывать вилами или секачом для кустов. Отвратительный звук, ужасный.

Но я старалась выглядеть оптимистичной.

— Так, это кто у меня? Ким… Ой, что мне с вами делать? Вот так целый день! И за три копейки работаем же! Правда, Степановна? За три копейки!

Степановна громыхнула вместо ответа.

— Так, ладно. Что мы тут написали? Место работы… Про отца ребенка не написали.

— И не напишете. Нет отца.