Читать книгу "Золотая жатва. О том, что происходило вокруг истребления евреев - Ян Гросс"

Что касается содержания книги, хотелось бы только отметить во введении, что читатель, интересующийся проблематикой Холокоста, не найдет в ней много новых фактов. Основные источники, на которые опирается книга, уже были опубликованы на польском языке. Я прибавил к ним материалы, обнаруженные в архивах Института Яд ва-Шем, Еврейского исторического института и Музея в Майданеке. В тексте использованы несколько фрагментов, опубликованных пару лет назад в «Страхе»[2]. Кроме того, с момента в 2005 г. когда в Варшаве начал издаваться знаменитый ежегодник «Холокост. Исследования и материалы» (“Zagłada Żydów. Studia i Materiały”) и книги авторов, связанные с этим изданием, а также с Центром исследований Холокоста Института философии и социологии Польской Академии наук, объем сведений о судьбе евреев Польши в годы оккупации значительно расширился, и в новом каноне больше нет никаких табуированных тем. Всё же я надеюсь, что если не для историков Холокоста, то для широкой общественности книга окажется интересной.

По обычаю, хотел бы вместе с моим соавтором поблагодарить друзей и университетских коллег за указания, поправки, помощь в сборе материалов, языковую правку и поощрения в написании этой книги по-польски и по-английски: Анну Биконт, Терезу Богуцкую, Габриэля Этмекцоглу, Романа и Галину Фридман, Яна Грабовского, Роберта Кувалка, Марцелла Лозинского, Скотта Мойерса, Джонатана Шелла, Алину Скибинскую, Иоанну Щенстну, Иоанну Токарскую-Бакир, Войцеха Волынского, а также Мацея Габлянковского, редактора издательства «Знак», который подготовил эту книгу к печати.

Принстон — Нью-Йорк, 1 ноября 2010 г.

Что мы видим на снимке

На первый взгляд, картина на фотографии кажется хорошо знакомой: крестьяне во время жатвы отдыхают от работы. Орудия на плечах или поставленные на торец служат им опорой, а перед группой, запечатленной на снимке, лежат сложенные на землю плоды.

У многих из нас такие снимки остаются в альбомах после летних каникул, проведенных в деревне у близких или дальних родственников; другие привезли их из харцерского (пионерского) лагеря в глубокой провинции, где они помогали на сенокосе. Каждый год летом на первых страницах газет в коммунистических странах такими снимками отмечались успехи коллективного хозяйства. Более или менее художественно выполненные варианты таких сцен можно было увидеть в музеях и картинных галереях.

И однако, несмотря на буколическую картину (группа мужчин и женщин, занятых разговорами на лоне природы), фотография вызывает тревогу. Не только потому, что она нерезкая или что рядом с гражданскими лицами стоят люди в форме. То, что мы видим, — знакомое, и вместе с тем какое-то чужое. Если бы, например, вместо хвойных деревьев на заднем плане были пальмы, можно было бы подумать, на худой конец, что снимок сделан в пустыне. А когда под конец мы видим, что плоды, сложенные у ног сфотографированной группы, — ни более ни менее как человеческие черепа и кости — мы чувствуем себя еще более растерянными. Кто эти женщины и мужчины на снимке и чем они занимаются? Откуда это фото?

Сделанный вскоре после окончания Второй мировой войны, в середине XX в., снимок представляет групповую сцену где-то в центре Европы. На фотографии рядом с группой мазовецких крестьян увековечен холм из праха 800 тыс. евреев, убитых в газовых камерах или сожженных в Треблинке с июля 1942 по октябрь 1943 г. Европейцы, которых мы видим на снимке, по-видимому, занимались раскапыванием человеческих останков в поисках золота и драгоценностей, которые проглядели нацистские убийцы: это кропотливое занятие, так как, по рассказам палачей, они скрупулезно заглядывали еврейским трупам во все отверстия тела и вырывали золотые зубы.

Зрелище, кажущееся таким мирным, касается двух центральных тем Холокоста: массового убийства евреев и сопутствующего грабежа еврейского имущества. Что оба явления были между собой неразрывно связаны — об этом достаточно свидетельствуют разговоры в anus mundi, в газовой камере Освенцима, между заключенным Филиппом Мюллером, для которого это был первый день работы по обработке и уничтожению трупов, и эсэсовским надзирателем.

© Agencja Gazeta, Музей борьбы и мученичества в Треблинке (отдел регионального музея в Седльце)　

После того как транспорт словацких евреев весной 1942 г. был отправлен в газовую камеру, заключенные из зондеркоманды, обслуживавшей крематорий, получили приказ снять одежду с убитых.

Передо мной лежал труп женщины. Весь дрожа, трясущимися руками я начал снимать с нее чулки. Впервые в жизни я прикасался к покойнику. Тело было еще теплым. Чулок, который я стягивал с ноги, порвался. [Эсэсовец] Штарк, наблюдавший за этим, ударил меня с криком: «Что ты творишь, смотри, что делаешь, эти вещи еще можно использовать»[3].

Первый комендант лагеря смерти в Собиборе, а позже в Треблинке, Франц Штангль, на вопрос американской журналистки Гиты Серень: «Как вы в то время думали, что было причиной уничтожения евреев?» — ответил: «Хотели забрать их деньги. Понимаете ли вы, какие фантастические суммы входили в игру?» Ведь прибыльность всего предприятия не была безразлична для тех, кто его осуществлял. Глава СС и полиции в Люблине Одило Глобочник, руководивший операцией «Рейнхард» (секретное название в честь убитого чешскими подпольщиками обер-полицмейстера Рейнхарда Гейдриха, именем которого была названа инициатива по истреблению всех евреев в Генерал-губернаторстве[4]), вызвал Штангля в середине августа 1942 г. и дал ему следующую инструкцию: «Поедешь в Треблинку. Мы туда отправили уже сто тысяч евреев, а еще не получили ни вещей никаких, ни денег. Хочу знать, в чем дело…»[5]

Штангль очень хорошо справился с поручением, и вскоре из Треблинки начали уходить транспорты с вещами убитых евреев. Кроме бижутерии, драгоценностей и денег в разных валютах, из лагеря было отправлено «всего более тысячи вагонов, груженых вещами убитых. Экспедиционная отправка вагонов происходила на станции Треблинка после того, как армейские уполномоченные получали от эсэсовцев сопроводительные листы»[6].