Читать книгу "Тайные страницы истории - Василий Ставицкий"

Впрочем, эта политика была далеко не нова, и если о чем стоит задуматься, так о том, насколько она устарела для Запада к нашему времени. Его королевское величество упорно размышлял над тем, как с помощью Швеции, Польши и Турции установить «непроницаемый барьер между Россией и остальной Европой от полюса до Архипелага» (не первый западный вариант «железного занавеса»). И это Людовик XV, кажется единственный из европейских государей, не желал признавать за Екатериной II императорский титул, поскольку формально, по рождению и обстоятельствам восшествия на престол, она не имела на него права. Не считаясь с тем, что Россия была империей с начала XVIII века, а до этого в течение более чем полутораста лет царством (то есть той же империей). Ввиду чего Франция в течение десяти лет, с 1762 по 1772 год, не имела в России полномочных послов. Французы настойчиво подталкивали турок подраться с русскими, не особенно, конечно, рассчитывая на успех янычар или спагов в схватке с северными гренадерами или гусарами. Слишком велика была разница в степени обученности и организации войск, компетентности командного состава. Одной же численностью войны не выиграешь. Но, размышляли министры и дипломаты его величества, «даже терпя поражения, они (турки. — Авт.) умалят высокомерие России, которая истощена расходами последней войны (Семилетней. — Авт.) и польскими делами и не может находиться в таком блестящем положении, чтобы нести расходы обременительной войны с Турцией». Когда часть русских военных сил оказалась скованной польскими делами, в Версале решили и довели до сведения Стамбула, что момент благоприятный. Пора начинать…

Разумеется активность французского и турецкого дворов не осталась совершенной тайной для русского. Вопрос о войне встал в повестку дня. Нужно было готовиться. И братья Орловы предложили свой план — нанести туркам удар с тыла глубокой диверсией флота. Кто именно сообщил о нем императрице — Григорий или Алексей, — не вполне ясно. Однажды, вспоминая об этих событиях, Екатерина сказала: «Графу Орлову одолжена я частию блеска моего царствования, ибо он присоветовал послать флот в Архипелаг». Биограф А. Г. Орлова Шереметев решил, что речь идет об Алехане (как родные и друзья обычно звали Алексея), так как Гриц (такое же «домашнее» имя Григория Орлова) с 1772 года носил княжеский титул. Однако в рескрипте на имя Алексея Орлова от 29 января 1769 года императрица писала: «Мы сами уже, по представлению брата вашего генерал-фельдцейхмейстера, помышляли о учинении неприятелю чувствительной диверсии со стороны Греции как на твердой ее земле, так и на островах Архипелага, а теперь получа от вас ближайшие известия… и паче еще утверждаемся в сем мнении». Впрочем, это также всего лишь официальное уведомление, по-видимому, о заседании тайного совета, созданного для наблюдения за турецкими делами.

Но, в сущности, определение авторства идеи в данном случае было бы достаточно условным. Братья, несомненно, как и всегда, действовали вместе, хотя детальная разработка проекта скорее всего находилась в руках Алехана, ум которого отличался большей изобретательностью и гибкостью. Для уточнения на месте и реализации этого заманчивого и необычайно дерзкого военно-политического плана и отправился «лечиться» «за море» подполковник Островский со товарищи. Итак, он ехал на разведку. Он один должен был принять окончательное решение — нужно или нет посылать русский флот в далекое и опасное плавание, можно или нет поднять на борьбу против Оттоманской империи греческое и славянское население Балкан и островов Архипелага. Затея была сверхотважная, можно сказать, с клеймом «орловская», аж дух от нее захватывало. И в случае удачи дивиденды сулила сказочные. Туркам наносился совершенно неожиданный для них и потому ошеломляющий удар в самое незащищенное и чувствительное место, в непосредственной близости от Стамбула, оказывалась неоценимая помощь сухопутным армиям, действовавшим на северном театре, православные народы юга Европы обретали свободу под патронатом России. Русское военное присутствие в Средиземном море облегчало проникновение в Черное, покровительствовало отечественной торговле, подрывало здесь монополию Франции и вообще заметно усиливало позиции России в европейских делах. А ведь совсем рядом, на дохват руки, был и сам древний Константинополь, первоисточник православия. Пленяла мысль о возможности, при благоприятном стечении обстоятельств, восстановления руками России некогда славного Греческого царства, Византии… Но удастся ли поднять организованное восстание греков и славян? Достаточно ли будет сил у подошедшего русского флота, чтобы одолеть турецкий? Велик ли десант он сможет взять на свои борта? Хватит ли этого сухопутного отряда, чтобы оказать серьезную помощь восставшим, организовать их, наконец, захватить необходимые для флота базы? Все это должен прикинуть и взвесить он, Алексей Орлов. И вся ответственность за принятое решение и последующие действия ляжет на него. Ибо никто больше не отважится взвалить на себя такую ношу. Да он и сам бы этого не хотел. Это его ноша, его крест, его подвиг. Судьба подарила ему шанс быть полезным не только государыне, но и отечеству. Европа изумится, Россия прославится, а он, Алехан, обессмертит свое имя, заставит умолкнуть тех, кто сейчас шипит за его спиной в России, а может быть, и тех, кто рассказывает о нем всякие небылицы за границей. Главное же, он немножко успокоит свою совесть, рискуя жизнью за отечество[1]. Только бы не сорвалось, только бы обстоятельства позволили… Так примерно мог размышлять Алехан, покидая гостеприимный Карлсбад и продолжая путь на юг по живописным дорогам Центральной Европы. От немцев он увозил не только приятные воспоминания. Еще проезжая через Данциг (Гданьск) и остановившись в лучшем в городе русском отеле, он был возмущен двумя висевшими в столовой картинами. Картины были написаны в батальном жанре и изображали какие-то сражения Семилетней войны, в которых пруссаки считали себя победителями. Художник с большим чувством изобразил убитых и раненых русских солдат, а также сдающихся в плен и на коленях умоляющих победителей о пощаде. Хозяин не постеснялся украсить этими творениями, достойными апартаментов Петра III, стены русской гостиницы!..

Не к похвале героя этой повести, он повозмущался-повозмущался, да с тем и уехал. Вступиться за русскую доблесть и достоинство пришлось госпоже Михалковой (княгине Екатерине Романовне Дашковой), проследовавшей тем же путем полтора года спустя. Найдя «обидным» «этот позор… соотечественников, выставленный перед путешественниками всех наций, посещавшими эту отель», Екатерина Романовна сделала серьезный выговор русскому «уполномоченному» Ребиндеру «за дозволение выставлять публично подобные картины».

— Мадам, — отвечал Ребиндер, — преследовать подобные злоупотребления совершенно не в моей воле. Вы не одна обижаетесь этими картинами: Алексей Орлов, проезжая Данцигом, жил в той же отели и не менее вас был оскорблен ими.

— Но почему же он не купил их и не бросил в огонь? Если б я была так же богата, как он, я немедленно поступила бы так. Но за неимением этого я должна приступить к другому средству, может быть столь же успешному.

И княгиня принялась за дело. «Когда резидент (Ребиндер. — Авт.) ушел от нас, — рассказывала она, — я попросила двух молодых людей, Волчкова и Штелина, служивших при русском посольстве в Берлине и провожавших нас сюда, купить мне масляных красок: голубой, зеленой, красной и белой; после ужина, затворив двери, эти молодые люди, знакомые с искусством живописи, помогли мне подкрасить на этих картинах голубые и белые мундиры прусских победителей в зеленые и красные—русских солдат. Эта работа стоила нам целой ночи и возбудила немало любопытство между домашними слугами, которые, конечно, заметили, что наша комната была освещена до утра и обратилась в приют какой-то таинственной забавы. Что касается до меня, я дрожала и радовалась с детским увлечением. На другой день я в той же комнате приготовила свои уложенные чемоданы и под этим предлогом никого в нее не впускала, кроме своих спутников и участников моего дурачества. Мы однако ж отправились из Данцига не прежде, как я уведомила Ребиндера об искуплении патриотической чести с помощию кисти; я долго смеялась, думая, как изумится хозяин отеля, увидя чудесную перемену в судьбе двух сражений на его картинах». Действительно, можно смело сказать, что в результате блистательного маневра княгиня Дашкова нанесла немцам сокрушительное поражение.