Читать книгу "Аэрофобия 7А - Себастьян Фитцек"

К счастью, она не дала этому уроду ключ от квартиры.

После того как Неле выставила его за дверь, он преследовал ее какое-то время. Бомбардировал звонками и письмами, в которых пытался заставить сделать аборт, то аргументами («Как певица ты едва зарабатываешь себе на жизнь!»), то угрозами («Будет жаль, если ты упадешь с эскалатора»).

Лишь спустя три месяца, когда сроки легального прерывания беременности истекли, он сдался и окончательно оборвал контакт. За исключением плетеной корзиночки, которая стояла в Пасхальный понедельник перед дверью. Украшенная как детская колыбель. С розовой подушкой и мягким одеяльцем, под которым лежала дохлая крыса.

Неле передернуло при этом воспоминании, и она просунула ладони между подушками дивана, чтобы согреться, хотя в квартире было вовсе не холодно.

Ее лучшая подруга посоветовала позвонить в полицию, но что бы они сделали? Защитники правопорядка были бессильны даже в тот раз, когда какой-то идиот на протяжении нескольких недель протыкал колеса каждой третьей машине на улице. Из-за дохлой крысы они уж точно охрану перед домом не выставят.

Однако Неле взяла на себя расходы и попросила домоуправление заменить замки. Кто знает, вдруг Давид все-таки сделал себе дубликат ключа.

В принципе она была ему благодарна. Не за побои и труп животного, а за мерзкие оскорбления.

Если бы он остался спокойным, она, возможно, прислушалась бы к голосу разума, твердившего, что вынашивать ребенка слишком опасно. Правда, благодаря лечению на ранней стадии эффективными препаратами, вирус иммунодефицита в ее крови больше не обнаруживался, то есть риск заражения почти не поддавался измерению. Но все равно не был нулевым.

Могла ли она вообще на это пойти? При своей болезни в двадцать два года взять на себя такую ответственность? Ребенок. Без финансовой стабильности? Без матери, умершей слишком рано, и без отца, который сбежал за границу?

Убедительные причины, чтобы выбрать не ребенка, а карьеру певицы. Не опухшие ступни, толстые ноги и надутый живот-шар, а продолжение обреченных на неудачу отношений с привлекательным художником-холериком, который зарабатывал на жизнь фокусами на детских праздниках и корпоративах. (Конечно, его настоящее имя было не Давид Купфер, это просто жалкий намек на великого Копперфильда, образец для подражания.)

Она посмотрела на часы.

Такси придет через двадцать пять минут.

В столь раннее время она доберется до больницы меньше чем за полчаса. На час раньше, чем нужно. Оформление было назначено на семь утра. Операция – тремя часами позже.

Это неразумно, – улыбаясь, подумала Неле и обеими руками погладила свой шарик. – Но это было правильным решением.

В последний раз она чувствовала себя так, когда ее врач доктор Клопшток уговаривал ее оставить ребенка. Даже без лечения меньше двадцати процентов младенцев заражались ВИЧ в утробе матери. При хороших показателях ее крови и всех мерах предосторожности, которые были предприняты во время регулярных осмотров, скорее молния ударит в родовой зал во время кесарева сечения.

Но вероятно, и такое уже бывало.

Неле еще не выбрала имя для чуда, которое росло внутри ее. Она даже не знала, девочка это или мальчик. Ей было все равно. Она радовалась новому человеку в своей жизни, независимо от его пола.

Неле в очередной раз переключила телевизионную программу, и неожиданно ее снова бросило в жар. Вот от чего она мечтала избавиться, как только после родов ее тело снова будет принадлежать только ей: чтобы эти приливы наконец прекратились. Неле хотела вытащить ладони из диванных подушек, но пальцы ее правой руки наткнулись на что-то твердое.

Неужели?

Может, это сережки, которые она уже так давно ищет?

Неле потянулась, пошарила правой рукой в поисках застрявшего предмета, и тут ее пронзила резкая боль.

– Ой!

Она выдернула руку и удивилась, увидев кровь на подушечке указательного пальца. Палец пульсировал, как будто ее ужалило какое-то насекомое. Испугавшись, Неле сунула палец в рот и слизала кровь. Потом осмотрела рану. Маленький порез, как от тонкого ножа.

Какого черта?..

Она встала, чтобы доковылять до стола, где в верхнем ящике хранилась упаковка лейкопластыря. Выдвинув ящик, Неле увидела рекламный проспект с апартаментами на острове Рюген. Давид собирался провести с ней там День святого Валентина. Тогда, еще в другие времена.

Единственное, в чем Неле и сегодня отдавала должное своему бывшему, было то, что он не бросил ее после первого свидания, как большинство мужчин, которым она признавалась, что по три раза на дню принимает коктейль из лекарств, чтобы не заболеть СПИДом. Неле действительно думала, он верит ей, что она не проститутка или наркоманка. Что заразилась не из-за иглы или беспорядочного секса с незнакомцами. А из-за бабочки.

Бабочка была очень красивая, и Неле всегда носила ее с собой. На внутренней стороне правого плеча.

Вообще радужный мотылек должен был всю жизнь напоминать Неле о чудесном отпуске в Таиланде. Теперь она постоянно думала о грязной непродезинфицированной игле, которой была сделана татуировка, и о том, как жестоко Бог иногда наказывает юношеское легкомыслие. Видимо, ему гораздо больше не нравились подвыпившие подростки, посещавшие сомнительный тату-салон в квартале с забегаловками на Пхукете, чем сторонники ИГИЛ, сбрасывающие гомосексуалистов с крыш домов.

Неле заклеила лейкопластырем палец, вернулась к дивану и подняла подушку.

Когда ее взгляд упал на серебряный блестящий предмет, она застонала и чуть было не зажала рот рукой.

– Ради всего святого, как это здесь оказалось? – прошептала она. Осторожно отцепила лезвие для бритья, которое приклеилось к подушке, словно на жвачку. На самом деле оно было закреплено между диванными подушками с помощью двустороннего скотча, то есть специально!

Пораженная до глубины души, Неле опустилась на диван. Лезвие на ладони обжигало, как будто она только что достала его, раскаленное, из каминного огня. Неле содрогнулась, и лезвие, соскользнув с ее ладони, упало рядом на диванную подушку.

С колотящимся сердцем она посмотрела на часы и снова подсчитала минуты до приезда такси.

Еще пятнадцать минут!

Она и пятнадцати секунд не хотела оставаться одна в квартире.

Неле уставилась на лезвие, которое меняло цвет в зависимости от того, какая картинка появлялась на экране телевизора.

Проклятье, как оно очутилось между моими подушками?

Аккуратно прикрепленное, словно кто-то хотел, чтобы она порезала о него пальцы? И что, черт возьми, было на нем написано?

Лезвие было измазано в ее крови, но теперь, когда при падении оно развернулось на сто восемьдесят градусов, Неле заметила филигранную надпись. От руки, словно сделанную тонким несмываемым маркером.