Читать книгу "Тени леса - Виктория Войцек"

Сесть получается с трудом. Голова кажется тяжелой и какой-то чужой; приходится придерживать руками, чтобы она не свалилась на грудь. Тогда Самриэль замечает на запястьях уходящие под рукава бинты. Паника, зародившаяся в груди липким комом, поднимается к горлу, застревает там. Пальцы хватаются за перепачканную, некогда белую ткань и пытаются оттянуть в сторону, но она прилегает слишком плотно.

— Всё в порядке, — успокаивает его всё тот же негромкий голос. Он говорит медленно, словно боится споткнуться об очередное слово, как о камень на дороге. — У тебя очень слабые руки. Тонкие. Женские.

Последнее человек произносит ласково, но легче от этого не становится. Самриэль проводит по запястью, чувствует шишку, которая была и раньше, только стала чуть больше, и понимает, что незнакомая девушка, на которую он всё еще не решается поднять глаза, попросту решила позаботиться. Только ведь никто об этом не просил. Да и откуда ей знать, как будет лучше? Самриэль пытается снять бинты, но его руку тут же накрывает маленькая белая ладонь, и шероховатые подушечки пальцев при каждом движении приятно царапают кожу.

— Не трогай, — просят его.

Когда Самриэль тянется, чтобы коснуться тонкой бледной кожи, девушка отшатывается. Она маленькая — наверняка едва ему по грудь — и кажется еще меньше из-за широкой рубахи, доходящей почти до колен. Тяжелое меховое одеяние без рукавов давит на хрупкие плечи, и Самриэль невольно задается вопросом: неужели такая — тонконогая, худая, нескладная — смогла дотащить его сюда?

Девушка теребит спутанные волосы, концы которых выкрашены в синий и напоминают надтреснутый лед на озере. Ирр, жители леса с небольшими заостренными ушами, порой любят украшать себя подобным образом. Цвет не держится и Половину, довольно быстро блекнет, а потому его можно менять часто. Самриэль всегда считал это занятным, но бесполезным, особенно если со стороны ты смотришься так, будто недавно отпугивал птиц на полях.

Незнакомка опускает голову, ведет ладонями по прядям, пытаясь спрятаться за ними. Самриэль улыбается, хоть и не может избавиться от бегающих по коже мурашек. Девушка выглядит… ненастоящей, бесцветной. Как статуэтка, которую зачем-то обрядили в мешковатую одежду. У нее белая кожа, белые волосы, даже глаза — белые. А потому так заметен алый след на губах, когда по неосторожности девушка прикусывает их до крови.

— Почему ты прячешь свое лицо? — спрашивает он, нарушая слишком уж затянувшееся молчание.

— А почему ты не прячешь свое?

Она касается рукой щеки и кивает, явно говорит об уродующих Самриэля ожогах, про которые тот с радостью забыл бы, если бы мог.

Ни один из них двоих не собирается отвечать. Девушка, сунув руку под накидку и ссутулившись, разворачивается и идет к столу. Непривычно ей видеть в маленьком домике гостя, наверняка. Здесь места — на одного человека, а жесткая кровать явно рассчитана на небольшой рост ирр. У Самриэля затекают ноги. Он отворачивается к стене, затем вновь перекатывается на спину. Но жаловаться на свое положение той, которая совсем недавно спасла или от верной гибели, или от чего похуже, глупо.

В низенькой печке трещат поленья, отчего Самриэлю начинает казаться, что он дома. Там, куда он не сможет вернуться, даже если очень сильно захочет. Он слишком многое пережил и, если придет назад, значит, признается самому себе (да и остальным), что не выдержал. А значит, и братья, и отец говорили верно: уж слишком любила его покойница-мать, растила под стать себе — комнатный цветок, красивый, но бесполезный. Пламя, которым опалили лицо Самриэля во время одного из поединков, изменило первое. Теперь осталось как-то справиться со вторым.

— Как тебя зовут? — вновь доносится дрожащий голос девушки.

— Самриэль Антахар.

Она хихикает. Поначалу кажется, будто подавилась чем-то, но стоит повернуть голову, — и Самриэль видит тронувшую губы улыбку.

— Как в песенке.

Так и есть. Уходя из дома, он оставил там не только многие вещи, но и имя. А как новое потребовалось, взял строчку и переиначил, чтобы звучало интереснее.

Как зовут незнакомку, Самриэль не спрашивает: имена ирр пустые, короткие, не запоминающиеся. К тому же он намеревается в скором времени покинуть как этот дом, так и его не слишком общительную хозяйку. Даже если она затребует что-то за спасение. Ведь что, в конце концов, можно взять с Самриэля, кроме него самого?

— Как в песенке, — подтверждает он и тут же слышит очередной вопрос:

— Откуда?

Девушка убирает свои волосы, пытается собрать их в хвост или стянуть в узел, но пальцы путаются в длинных неровных прядях. Она не собирается говорить дальше. Самриэлю кажется даже, что известные ей слова попросту закончились, а потому она расстегивает круглые коричневые пуговицы на воротнике, отводит в сторону грязную белую ткань и касается шеи. Девушка интересуется тяжелым железным кольцом, которое практически не видно за черной накидкой.

— Это? — Самриэль лезет под одежду и пытается нащупать толстую цепь, но от нее осталась лишь пара звеньев. Каким-то образом малышке ирр удалось разорвать ее. — От работорговцев.

Наверное, в глазах девушки Самриэль — очередной дурак, которому стоит найти дело попроще и даже не думать о том, чтобы выходить за пределы родного селения, раз уж не может за себя постоять. Когда она интересуется, чем занимается Антахар, и узнаёт, что он состоит в гильдии охотников за головами, то звонко смеется. Ирр задыхается, хватается руками за живот, но не может остановиться. Самриэлю остается лишь стиснуть зубы. Потому что он не может сказать ничего в ответ.

У него так и не вышло покинуть тоу, уйти далеко от дома. Возможно, прав был отец. И эта бледная коротышка — тоже права.

— Сама-то чем живешь? — бросает Самриэль.

Быстрым движением указательного пальца девушка смахивает едва заметную слезинку и выдыхает. Она фыркает, но прикладывает все силы, чтобы не расхохотаться снова: и без того гость раскраснелся настолько, что готов вот-вот воспламениться и обратиться в пепел.

— Служу хозяину. — Ирр поправляет сползшую с плеча накидку и мнется на одном месте: нынче как стемнеет, прохладно становится, и непонятно, чего она стоит босая, в одних обмотках, трясется.

— И кто же твой хозяин?

Пол скрипит, когда она отступает и резко разворачивается.

— Оружие никогда не назовет тебе имя своего владельца, — звучит дрожащий голос, и девушка тянет руки к печи.

Самриэль надеется лишь на то, что этот самый хозяин не имеет на него никаких планов, и девушка помогла по одной ей известным причинам. Быть может, она просто посочувствовала попавшему в беду. Быть может, кто-то когда-то не спас ее саму.

— Ты не был моей целью. Хозяина интересовали те, кто схватил тебя. Никто не имеет права засматриваться на его товар, — отвечает на так и не прозвучавший вопрос ирр и протягивает нагревшуюся кринку. — Пей. Это теплое молоко.