Читать книгу "Агонизирующая столица. Как Петербург противостоял семи страшнейшим эпидемиям холеры - Дмитрий Шерих"

Шевалье де Корберон, наверное, тоже с этим мнением согласился бы: не случилось же в его доме новых заболеваний! Согласились с ней и многие российские врачи, а потому когда в том же 1823 году холерой массово заболели служащие Астраханского порта – первый визит пандемии на территорию России! – особых мер предосторожности в обращении с больными не предпринималось.

Впрочем, и в первую пандемию нашлись те, кто верно оценил происходящее. Французский путешественник и ученый Александр Моро де Жонес, изыскания которого представил русской публике Journal de Saint-Pétersbourg, суммировал свои наблюдения так: cholera morbus «пристает к людям всякого возраста и пола, всякого поколения и темперамента», «не зависит от свойства температуры атмосферной», «не есть следствие сырости», «не происходит от зараженной атмосферы» и «не приносится ветрами» («сие доказывается различными доводами, и именно наблюдением, что оная весьма нередко распространяется в направлении противном течению ветра»).

Француз также заметил, что «оная, протекая по степям и хребтам гор, распространялась людьми, находившимися в армиях или в обществах пилигримов и пребывавшими на зачумленных военных или купеческих кораблях, также караванами и отдельными путешественниками».

Отсюда вывод: болезнь эта «есть заразительная и сообщается от одного человека другому, но по особенным, нам еще неизвестным законам».

Всерьез тревожить петербуржцев холера начала в 1830 году, когда вовсю шел ее губительный марш по территории России. То была уже вторая пандемия: снова холера началась в Азии, снова начала оттуда перебираться в сопредельные страны. Южными губерниями России шествие не ограничилось: холера двинулась в центральные – Саратов, Тамбов, Пензу, Вологду, Москву. Везде создавались чрезвычайные комиссии, назначенные бороться с «азиатской гостьей»; в августе 1830 года император Николай I распорядился создать и центральную комиссию для пресечения холеры под управлением министра внутренних дел Арсения Андреевича Закревского. Карантинные меры, применявшиеся на местах, ожидаемого результата не принесли, да оно и понятно: в тогдашнем исполнении они были попросту неэффективны.

Случался, однако, эффект обратный: в июне 1830 года, например, в Севастополе при попытке выселить жителей в карантинный лагерь вспыхнул бунт. В ноябре того же 1830 года в Тамбове разгневанная толпа сняла все караулы на въезде в город, разгромила холерную больницу и подвергла личным оскорблениям местного губернатора Ивана Семеновича Миронова. Жесткость санитарных мер только подстегивала гнев и панические настроения людей, дотоле холеры не видевших и винивших во всем злонамеренных отравителей, врачей и местное начальство. «Нет холеры! Какая там холера! Морят да разоряют только!.. Прочь ее!.. Не надо нам холеры!..»

Вскоре, впрочем, Комитет министров счел карантины лишенными смысла, «ибо оные, быв сами по себе весьма стеснительны, не могут способствовать к прекращению холеры, тем паче, что болезнь сия сообщается более посредством воздуха, нежели чрез прикосновение», – и это несколько сгладило остроту ситуации.

Власть, как видим, не только закручивала гайки, но и делала ставку на изучение новой напасти. При комиссии Закревского был образован особый Медицинский совет, первейшей задачей которого было составить рекомендации. К работе совета привлекли, в числе прочих, выдающихся терапевтов Иустина Евдокимовича Дядьковского и Матвея Яковлевича Мудрова.

Первым делом члены совета высказали мнение о латинском названии болезни: «Сие название Cholera morbus гораздо лучше уничтожить совсем; потому, что оно невольно заставляет предполагать существование какого-то противного состояния Cholera sanitatis».

Латынь из моды вышла ныне, поэтому проясним мысль: коли есть «Холера болезнь», то должна бы быть и «Холера здоровье» – а поскольку таковой нет, то и…

Впрочем, ход мыслей выдающихся терапевтов современники не оценили: словосочетание Cholera morbus продолжило свое восхождения к вершинам известности.

В своем «Трактате о повально-заразительной болезни холере» Медицинский совет собрал воедино все существовавшие тогда точки зрения на эту болезнь. Таковых оказалось ровным счетом семь:

«Мнение, полагающее причину сию в миазматическом качестве воздуха»;

«Мнение, принимающее за причину сию особенную холерную заразу, сообщаемую больными холерою здоровым людям»;

«Мнение, допускающее только местно-условную заразительность сей болезни, как причину, способствующую распространению холеры»;

«Мнение, признающее причину сию во вредоносной порче плодов, овощей и зернового хлеба, происходящей от острых рос и туманов»;

«Мнение сложное, полагающее причину сию в ощутительном порочном качестве воздуха и вместе в сказанной порче плодов и овощей»;

«Мнение, предполагающее за причину сию, с одной стороны, непосредственное переползание, а с другой – перенос ветром от больных людей к здоровым людям особенного рода микроскопических животных»;

«Мнение, допускающее падение таких же микроскопических животных на людей из воздуха».

Острые росы и туманы, вредоносная порча зернового хлеба, порочное качество воздуха: эти пункты напоминают нам, на каком уровне находились тогда знания о холере. Нетрудно заметить также, что версии номер два, шесть и семь, несмотря на некоторые забавно звучащие формулировки, близки друг к другу. Сам Медицинский совет, как было твердо заявлено в «Трактате», считал бесспорным мнение номер два. С многозначительной, однако, и многословной оговоркой: «Зараза холерная, подобно как и все прочие заразы, есть ни что иное, как произведение самого больного организма. Истина сия так со всех сторон явна, что в настоящее время не подлежит уже ни малейшему сомнению. Но в чем состоит ее сущность? – Сего объяснить мы доселе не можем. Хотя некоторые, как мы уже видели, сущность заразы сей совершенно определительно принимают за собрание каких-то микроскопических животных; но считать такой ответ удовлетворительным, значило бы дать обязательство на безоговорочный прием и всякого другого также произвольного предположения. Поищем другого, более основательного, сообразного с настоящими нашими сведениями о натуре вещей и человека».

Искать пришлось еще долго: через все XIX столетие тянутся дискуссии о холере, в которых горячее участие принимали ученые большинства европейских стран, включая и Россию.

Только нащупывался тогда и путь лечения холеры, и на сей счет единого мнения у членов Медицинского совета не было: «Медицинский совет долгом считает объявить, что противувоспалительный способ врачевания холеры (Methodus antiphiogifica), принятый большинством членов Совета при Центральной комиссии, безусловно одобряем быть не может. Способ сей, без сомнения, требует значительных ограничений».

И еще одна яркая иллюстрация к тому, какая же сумятица царила тогда в головах самых лучших врачей. Справедливо отметив тот факт, что многие люди, кажущиеся не зараженными, на самом деле были заражены, только перенесли недуг легко (такую легкую форму холеры стали именовать «холериной») – члены Медицинского совета так и не сделали из него должных выводов. Не поняли, что именно такие «почти здоровые» зачастую и переносят холеру с места на место, успешно минуя карантинные посты и ускользая от присмотра врачей. А вот версию, согласно которой холера распространяется через фекалии, авторы трактата отмели: «Доселе мы не видим еще ни одного наблюдения, могущего подтвердить сие предположение».