Читать книгу "Что я натворила? - Аманда Проуз"

Перед Гирингом сидела женщина средних лет, симпатичная и опрятная. Та самая, которая еще совсем недавно подавала ему канапе на фарфоровых тарелках, готовила кофе, угощала домашним пирогом. Картинка в голове следователя не складывалась. Кэтрин была женой Марка Брукера, человека, к которому Гиринг относился с симпатией и крайним уважением. Роланд медленно выдохнул и провел ногтем по щетине на подбородке — она отчаянно чесалась. Комната допросов, с ее наэлектризованной атмосферой и горячим сухим воздухом, его чувствительной коже была противопоказана. Ему хотелось скорее отправиться домой и принять душ. Или просто перемотать сегодняшний день — теперь-то он бы уж точно не стал отвечать на тот злосчастный звонок в три часа ночи, перебудивший всю семью. И перечеркнувший все представления Роланда о жизни тех людей, которых, ему казалось, он хорошо знал.

Кэтрин чувствовала раздражение Роланда, она знала — Гиринг из тех людей, которые ненавидят, когда их тревожат среди ночи. Она представила себе, как накануне вечером Роланд, придя из спортзала, где он в течение часа поддерживал в форме свой идеальный пресс, наслаждается порцией морского окуня с овощами на пару и бокалом охлажденного белого вина. Вот уж точно — ни Роланд, ни Кэтрин и подумать не могли, что столь приятный вечер окончится здесь, в полицейском участке Финчбери, в попытках разобраться, что за кошмар случился пару часов назад в доме Марка и Кэтрин.

— Вы уверены, что хотите поговорить именно со мной? — спросил Роланд.

Его пиджак распахнулся, приоткрыв ярко-розовую подкладку — костюм Гиринга явно был пошит на заказ. Кэтрин представила себе реакцию его сослуживцев на такой наряд. Роланд всегда стремится подать себя как можно лучше и тратит на свой внешний вид уйму времени, и на самом деле ему глубоко наплевать на их мнение. Такой, как Гиринг, никогда бы не позволил себе появиться в участке в тех дешевых шмотках, которые носят его коллеги. Кэтрин однажды подслушала разговор между своим мужем и Роландом: последний сокрушался, что его повысили до главного инспектора и теперь ему больше не надеть любимой формы полицейского. А ему так нравилось натирать до блеска ботинки, полировать пуговицы и чистить мундир. Кэтрин заметила, как Роланд провел ладонью по кубикам на прессе, явно наслаждаясь ощущением собственной плоти через ткань хорошо отглаженной белоснежной рубашки.

— Уверена, — ответила она.

— Вам точно не кажется, что лучше было бы, если бы вас допросил незнакомый человек? — переспросил Гиринг.

Кэтрин в его вопросе послышался проблеск надежды — вот сейчас она ответит утвердительно, и тогда следователю больше не придется этим заниматься. И она поспешила расстроить его:

— Я совершенно уверена, что нет. Спасибо, что спрашиваете, Роланд, но я действительно хотела бы поговорить об этом именно с вами, и за то, что ради этого дела вы лишили себя пары часов сна, я весьма вам признательна.

Казалось, женщина не понимает в сложившейся ситуации совершенно ничего. Не отдает себе отчета. Как будто на самом деле детектива пригласила она. Роланд хотел было сказать, что вообще-то его поднял с постели диспетчер — сообщив о первом за двадцать лет службы Гиринга преднамеренном убийстве. Но не стал. Голос Кэтрин был совершенно ровным, она не подбирала слова и не нервничала. Сидела, скрестив руки на коленях. Она скорее была похожа на женщину, которая дожидается своей очереди на прием к доктору, но уж никак не на убийцу на допросе.

Роланд проработал полицейским двадцать лет. Он видел многое — отвратительное, несправедливое и странное. Но то, что произошло с Кэтрин… Не имело никакого смысла. Это потрясало его до глубины души. Роланд не знал, как реагировать.

— Учитывая текущую ситуацию, вы как-то уж слишком спокойны, — сказал Гиринг, думая о том, что, наверное, Кэтрин все еще находится в шоке.

— Знаете, забавно, что вы это сказали, потому что мне правда на удивление спокойно. Очень.

— Это меня и тревожит.

— О, Роланд, не нужно беспокоиться, не стоит. Для меня это приятная перемена — вот такое ощущение безмятежности. Я уже почти забыла, каково это! На самом деле не думаю, что когда-нибудь вообще себя чувствовала так. Пожалуй, только когда была ребенком. Это было прекрасное время — мне совершенно не о чем было переживать, я была очень любима. В те времена у меня была прекрасная жизнь. Знаете, я не всегда была такой. Вы спросите какой? О, ну, как вам ответить… боязливой, нервной, замкнутой. Наоборот, я была решительной. Не безумной, не сумасбродной, но глубоко в душе я знала, что смогу достать звезду с неба, сделать что-то особенное. Я думала, что смогу многого достичь. Родители всегда говорили: «Кэтрин — ты сможешь добиться всего, на что способно твое воображение». И я в это верила. Родителей уже нет в живых, но я не очень-то опечалена по этому поводу. Почему?

Кэтрин глубоко вздохнула.

— Сказать по правде, Роланд, мне всегда представлялось, что наши ушедшие близкие присматривают за нами оттуда, сверху, даже защищают нас. Но если это действительно так, то мне стыдно перед родителями за все, что они видели, стыдно за то, кем я стала. Хотя, с другой стороны, если они со своих облаков все же могли меня защитить, то почему не сделали это? Ведь я бессчетное количество раз просила о помощи, молила, но все безрезультатно. Наверное, именно поэтому их судьба меня не слишком волнует. Все это чересчур сложно и запутанно, а мне меньше всего сейчас это нужно.

— Если своего мужа убили именно вы, Кэтрин, тогда возникает вопрос: зачем?

Улыбнувшись еле заметно, как улыбается тот, кто не знает, с чего начать, но все же понимая, что говорить придется, Кэтрин медленно озвучила свой ответ:

— Все очень просто. Теперь я могу рассказать свою историю, ведь мне нечего опасаться.

— Свою историю?

Гиринг был сбит с толку.

— Да, Роланд. Мне нужно было рассказывать ее своим детям, семье, друзьям, знакомым — без страха.

— Страха… перед чем?

Детектив уже услышал несколько ответов, но все еще не мог понять, к чему ведет женщина.

С губ Кэтрин сорвался еле слышный смешок. А в уголках глаз невольно появились слезы.

— О, Роланд, не знаю даже, с чего начать! Это страх перед болью, перед смертью. Я боялась, что меня просто не станет, что я исчезну под собственной оболочкой. Понимаете, я не знаю, куда все это могло меня привести. Не понимаю, где та, кем я была раньше. Я будто исчезла. Я больше не часть общества, хотя все еще живу среди людей. Жизнь моя стала вдруг такой незначительной. Никому нет дела — есть я или нет. Я — невидимка. Мой голос беззвучен. Но сегодня произошло то, что изменило меня, Роланд. Не могу сказать точно, что именно случилось, но я вдруг осознала — момент настал. Пришло мое время.

Роланд задумался на какое-то мгновение, а потом сказал:

— Хорошо подумайте над тем, что вы сейчас скажете, Кэтрин. Тщательно все взвесьте, потому что с этого момента ваши слова и действия повлияют на вашу дальнейшую судьбу. Все, что далее вы произнесете, будет внесено в протокол и прикреплено к делу.