Читать книгу "Город прокаженного короля - Эмилио Сальгари"

Её звали Лэна-Пра, и когда она стала подрастать, весь Бангкок говорил о её красоте.

В самом деле, сиамским красавицам было чему позавидовать!

Лэна-Пра, или, как мы для краткости будем называть девушку, Лэна, была высокою, стройною красавицею с великолепными очами и тонкими, словно из бронзы изваянными чертами прекрасного лица. Только чуть бронзовый налёт на её атласной коже указывал, что в её жилах, кроме крови её матери, течёт кровь детей Востока.

Лакон-Тай был очень богат: в его руках скопились колоссальные богатства его предков, да, кроме того, по обычаю, ему доставалась известная доля военной добычи. А так как все походы, в которых участвовал он, заканчивались блестящею победою над врагами, то на долю Лакон-Тая достались огромные суммы.

Но сам он лично смотрел довольно равнодушно на груды золота и драгоценных камней: дороже всего на свете для него была его дочь, так живо напоминавшая ему его почившую супругу…

И вот, когда один за другим стали погибать священные белые слоны, глубокая печаль воцарилась в доме Лакон-Тая.

— Кто-нибудь, какой-нибудь свирепый и беспощадный враг губит слонов, чтобы этим погубить меня! — твердил про себя старый воин. — Покуда ещё остаётся четверо слонов, император не выказывает особого гнева, но если…

И опять загудел печально священный гонг в храме Гонэши, возвещая гибель священного животного. Это пал уже четвёртый слон.

Тщетны были все меры, принятые Лакон-Таем для спасения ещё уцелевших трёх белых слонов: их окуривали, их растирали различными мазями, их переводили из одного помещения в другое. Целый отряд прислужников стерёг их. Ни один стебель травы или пучок листьев, ни одно ведро воды не могло быть пронесено в стойла священных слонов, не подвергшись обследованию. На обязанности магутов, то есть погонщиков слонов, лежало отведывать их пищу на тот случай, что кто-нибудь подмешает к ней отраву, и тем не менее двух слонов постигла та же участь, что четырёх предшествующих: они пали в одну ночь. В живых оставался лишь один белый слон — и это был последний.

И вот несколько дней спустя в храме, где содержался этот последний слон, поднялась суета: у него проявились уже знакомые признаки близкой агонии. Он умирал…

— Горе, горе Сиаму! Гибель грозит нашей стране! Гнев богов обрушился на нас! — неслись испуганные возгласы.

В полдень того же дня Лакон-Тай, великий и всегда победоносный вождь, стоял на коленях, словно преступник, перед троном императора со склонённою головою и смертельно бледным лицом.

Зал был полон: у трона стояла стража, у стен — толпы царедворцев, за колоннами — все «тальпоины», или жрецы храмов Ганэши.

Но казалось, это не люди, а призраки, безгласные тени: никто не смел пошевельнуться, никто не смел промолвить слово…

Был слышен только гневный голос Пра-Барда, глядевшего в упор на Лакон-Тая:

— Собака! Я доверил тебе величайшее сокровище моей страны — семерых священных слонов. Где они? Что сделал ты с ними?

— Боги судили…

— Замолчи, раб! — загремел гневно, почти яростно Пра-Бард. — Ты хочешь свернуть на богов свою собственную вину. Покуда слонов оберегали другие, более тебя верные и честные люди, никто не мог жаловаться на гнев богов. Если умирал один «живой Ганэша», то только от дряхлости. Семь слонов погибло в семь недель! И среди них были совсем молодые!

— Я верно служил тебе, государь, на полях битв, защищал своею грудью нашу отчизну от сильных врагов! — промолвил тоном горького упрёка впавший в опалу воин.

Взор императора Сиама как будто смягчился. Казалось, он несколько успокоился, вспомнив действительно оказанные стране великим вождем заслуги.

— Да, ты служил мне и стране! — произнёс император как бы в раздумье. — Но это было и прошло… Весь народ, все мои приближённые теперь винят тебя. Ты не сберёг моих слонов! И ты же сам знаешь, что уже несколько экспедиций, отправленных мною на поиски новых священных животных, остались безрезультатными. Боги отвернулись от Сиама. Боги послали гибель семерым, быть может, последним в мире белым слонам! Теперь остаётся только один белый слон у царя Бирмы, но и это священное животное уже дряхло, и его дни сочтены… Кто же добудет для Сиама нового белого слона, в тело которого воплотилась душа Соммон-Кодома? Кто?

— Если бы ценою жизни своей я мог заплатить за доставление тебе, о государь, белого слона, я не задумался бы ни на минуту пожертвовать жизнью!

— Не торопись! Твоя жизнь не принадлежит уже тебе. У тебя есть уже другие заботы: ты — под судом! Великий совет решит завтра твою участь! — жестоко ответил Пра-Бард.

— Я не прошу милости и пощады себе, о повелитель! Но у меня есть дитя…

— Твоя дочь? Но ты разве не знаешь закона? Кто изменил долгу своему и причинил ущерб владыке своему, да будет тот предан позорной смерти. Если есть жёны у него — да будут выведены на рынок они и проданы, а вырученные за них суммы должны поступить в кассу владыки, чтобы смягчить гнев его. Если есть у преступника сыновья и знали они умысел отца своего — смерть им, а если малолетни они — рабство им. И если есть дочери у преступника — да не будут проданы они на рынке, но обращены в рабство позорное и отданы на потеху черни и нечистых иностранцев…

Словно раненый зверь вскочил Лакон-Тай, но снова упал, простирая руки к изрекшему жестокий приговор владыке:

— Пощады, повелитель! Ни в чём не повинна пред тобою моя дочь, моя Лэна! Пощады!

Но император встал с трона и, не глядя на молившего о пощаде старика, прошёл уже во внутренние покои и захлопнул двери.

Минуту спустя приёмный зал гудел, словно рой потревоженных пчёл, тысячами голосов: толпа царедворцев, слуг, жрецов, волнуясь, сновала по покою, но опасливо обходила всё ещё стоявшего на коленях перед троном старика, словно опасаясь прикосновением к его одеждам заразиться и навлечь на себя гнев владыки…

— Ступай в дом твой, — послышался властный голос начальника дворцовой стражи.

Лакон-Тай поднялся.

— Иди, в доме твоём будешь ты ожидать исполнения решения судьбы твоей. Так сказал властелин! — продолжал тот же начальник дворцовой стражи.

Лакон-Тай побрёл к выходу. Но с каждым шагом его поступь делалась увереннее и твёрже. Ещё минута — он шёл уже с высоко поднятою головою и с презрительно-гордым взором. И люди, попадавшиеся ему навстречу, те самые, которые ещё так недавно пресмыкались перед почти всесильным «великим вождём», а теперь отшатнулись от впавшего в опалу несчастливца, не выдерживали его взоров и отворачивались пристыжённо, давая ему дорогу.

— Да сбудется то, что суждено небожителями! — бормотал про себя Лакон-Тай. — Но ни дворцовые лизоблюды, ни чернь не увидят моей казни… Я — воин, и я никогда не боялся смерти. Так пусть же она придёт на мой зов и избавит меня от позора! Трусы и рабы ждут моей казни, чтобы из зрелища устроить для себя потеху. Этого они не дождутся…