Читать книгу "Зло - Виктория Шваб"

Виктор только кивнул и подсказал идеальное слово для завершения преподавательского списка – «переписывание», и вот так определилась тема его выпускной работы.

Маркер с шипением прочертил очередную линию, зачеркивая несколько предложений в середине страницы. Колено начало неметь от увесистого тома. Если бы Виктору вдруг понадобилось самосовершенствоваться, он бы поискал тоненькую простую книжицу, форма которой соответствовала бы в ней заявленному. Возможно, некоторым нужно что-то большее. Возможно, некоторые ищут на полках самый внушительный том, считая, что большее количество страниц обеспечит большую эмоциональную или психологическую поддержку. Он пробежал взглядом по словам и улыбнулся, отыскав еще один отрывок, который можно зачернить.

К моменту, когда прозвучал первый звонок, возвещающий об окончании его электива по изобразительному искусству, Виктор превратил родительские лекции о том, как следует начинать день, в следующее:

«Пропадите. Сдайтесь. Бросьте… в итоге было бы лучше отступить, не пытаясь. Пропадите. Исчезните. И вас не будет волновать, отыщут ли вас вообще».

Ему пришлось вычеркивать целые абзацы, чтобы добиться нужного результата. После того как он случайно вычеркнул «вообще», ему пришлось долго искать повторение этого слова. Однако результат того стоил. Черные страницы, протянувшиеся между «отыщут ли», «вас» и «вообще», придавали фразе нужное ощущение заброшенности.

Виктор услышал чьи-то шаги, но не стал поднимать голову. Он перелистнул страницы до конца книги, где занимался другим проектом. Маркер вычеркнул еще один абзац, строка за строкой; звук был неспешным и ровным, словно дыхание. Один раз он даже изумился тому, что родительские книги действительно помогают ему самосовершенствоваться – хоть и не так, как это было задумано. Их уничтожение оказывалось невероятно успокоительным, вроде как медитативным.

– Опять портишь школьное имущество?

Подняв голову, Виктор увидел, что над ним возвышается Эли. Библиотечная обложка смялась под кончиками его пальцев: приподняв книгу, он продемонстрировал Эли корешок, на котором крупными заглавными буквами было напечатано «ВЕЙЛ». Он не собирался тратить двадцать пять долларов девяносто девять центов, когда в Локлендской библиотеке находилось подозрительно обширное собрание вейловского учения о самосовершенствовании. Эли отнял у него книгу и просмотрел страницу.

«Возможно… в наших же… интересах… будет… будет отступить… сдаться… а не тратить… слова».

Виктор пожал плечами. Он еще не закончил.

– У тебя лишнее «будет» перед «отступить», – сказал Эли, перебрасывая книгу ему.

Виктор поймал ее и, хмурясь, провел пальцем по составленному предложению. Найдя ошибку, он тут же вымарал ненужное слово.

– У тебя слишком много свободного времени, Вик.

– «Надо находить время для того, что важно, – процитировал он в ответ, – ибо именно это и есть вы: ваша страсть, ваш прогресс, ваше перо. Возьмите его и напишите свою собственную историю».

Эли пристально посмотрел на него, хмуря лоб.

– Это ужасно.

– Это из Введения, – объяснил Виктор. – Не тревожься, я это вымарал. – Он перелистал книгу обратно (паутину тонких букв и жирных черных линий), пока не добрался до начала. – Своими цитатами они напрочь испохабили Эмерсона.

Эли пожал плечами:

– Одно могу сказать: теперь эта книга – мечта токсикомана.

Он был прав: четыре маркера, которые Виктор потратил на превращение тома в произведение искусства, наделили ее невероятно сильным запахом, который Виктор находил чарующим и отвратительным одновременно. Он ловил достаточно сильный кайф от самого процесса уничтожения, но, наверное, запах стал неожиданным добавлением к многогранности проекта… по крайней мере, так это повернул бы преподаватель. Эли привалился к решетке. Его темно-каштановые волосы поймали слишком яркий луч солнца, проявивший в них рыжину и даже золотые нити. Виктор был платиновым блондином. Когда солнце падало на него, то не проявляло никаких цветов, а только подчеркивало отсутствие цвета, делая его похожим не на реального студента из плоти и крови, а скорее на старинную фотографию.

Эли продолжал смотреть на книгу в руках у Виктора.

– А разве маркер не портит текст на обороте?

– Должен был бы, – ответил Виктор, – но они берут дико толстую бумагу. Будто хотят придать еще больше веса своим словам.

Хохот Эли потонул в переливах второго звонка, разнесшегося по пустеющему двору. Звонки не трещали (Локленд был слишком цивилизованным), но громкость у них была повышенная, а звук почти зловещим: один басовитый удар большого церковного колокола, исходивший от духовного центра в центре территории. Эли чертыхнулся и помог Виктору подняться на ноги, одновременно поворачиваясь к зданиям факультетов естественных наук, облицованных красным кирпичом в попытке сделать их менее безликими. Виктор не торопился: до последнего звонка оставалась еще минута, но даже если они с Эли опоздают, преподаватели не станут снимать с них баллы. Эли достаточно будет просто улыбнуться. Виктору достаточно будет соврать. Оба приема оказывались пугающе действенными.

* * *

На семинаре по общему естествознанию Виктор сидел на заднем ряду: курс был рассчитан на подготовку студентов с различной естественнонаучной специализацией к написанию выпускной работы и предполагал изучение методов исследования. Или, по крайней мере, знакомство с методами исследования. Расстроенный тем, что на занятиях требовалось использовать ноутбуки, а вычеркивание слов на экране не приносило должного удовлетворения, Виктор развлекался, наблюдая, как студенты спят, рисуют завитушки, переживают, слушают и обмениваются электронными записками. Вполне объяснимо, что это ему быстро прискучило и его взгляд устремился мимо них, за окно, за газоны. За все.

Его внимание наконец снова вернулось к лекции, когда Эли поднял руку. Виктор вопроса не слышал, но полюбовался тем, как его сосед по комнате улыбается своей безупречной улыбкой настоящего американца-политика. Элиот (Эли) Кардейл поначалу был воспринят как некое недоразумение. Виктор нисколько не обрадовался, когда через месяц после начала второго курса на пороге его комнаты возник этот долговязый темноволосый парень. Его первый сосед по комнате в первую же неделю резко передумал учиться (конечно, Виктор тут был ни при чем) и быстренько свалил. То ли из-за недобора студентов, то ли из-за погрешности в учете данных, которую ему обеспечил однокурсник, Макс Холл (а он имел склонность взламывать программы, имеющие отношение к Локлендскому университету), на место этого студента никого не подселили. И так было до начала октября, когда Элиот Кардейл – который, как тут же решил Виктор, был слишком улыбчивым, – возник в коридоре с чемоданом.

Поначалу Виктор пытался придумать, что можно сделать, чтобы во второй раз за семестр освободить свою спальню, но не успел он перейти к действиям, как произошло нечто странное. Эли стал… ему нравиться. Он оказался продвинутым и пугающе обаятельным – из тех парней, которым все сходит с рук благодаря хорошей наследственности и сообразительности. Он был рожден для спортивных команд и всяческих клубов, однако удивил всех, включая Виктора, тем, что не выказал ни малейшего желания куда-либо вступить. Этот небольшой вызов социальным нормам принес ему в глазах Виктора несколько очков и сразу же сделал более интересным.