Читать книгу "Ришелье - Франсуа Блюш"

Однако, став французским королем (1589), Генрих IV совершил непростительную ошибку. Желая ублажить своих верных в прошлом союзников-гугенотов, он издал в 1598 году Нантский эдикт, который делал протестантизм не только дозволенной религией, но и давал протестантам в качестве гарантии их независимости 147 крепостей на юге Франции во главе с Ла-Рошелью (так называемые места безопасности), что создавало как бы государство в государстве. Этим актом, помимо всего прочего, король подписал себе смертный приговор — католики его не простили, и он был убит фанатиком Равальяком в 1610 году. Смерть Генриха IV вызвала новую волну сепаратизма в стране. Крупные феодалы вновь подняли головы, то тут, то там вспыхивали крестьянские восстания, и казалось, что вот-вот начнется вторая серия гугенотских войн. В таком виде получил наследство отца слабый Людовик XIII, в таком же виде он передал его своему первому министру.

Отталкиваясь от этого факта, Франсуа Блюш и начинает свою незаурядную книгу. Ее ключевая глава — «Король и кардинал». Одиннадцать очерков, которые ей предшествуют, — это боковые ходы, призванные, по выражению автора, «развлечь» читателя и постепенно ввести его в ту атмосферу, в которой совершилось чудо — превращение скромного люсонского епископа во властелина Франции и крупнейшего политика Западной Европы. Путем подробнейшего и разветвленного анализа Блюш сумел ненавязчиво показать, как Ришелье справился со всеми поставленными перед ним задачами и привел вверенную ему Францию к славе и могуществу, превратив ее в доминирующую державу всего Запада. В этом прежде всего состоит, на наш взгляд, и глубинное содержание книги Блюша, и ее подлинное значение: изданная во Франции совсем недавно, в 2002 году, она стала последним словом французской и мировой «Ришельенианы».

Конечно, можно соглашаться или не соглашаться с теми или иными положениями автора, но при чтении книги среди спорных или неясных положений мы обнаружили только одно, требующее безусловной корректировки. Блюш мимоходом заметил, что абсолютная монархия во Франции ведет начало от Людовика Святого — иначе говоря, с XIII века. Согласиться с этим, при всем уважении к автору, совершенно невозможно. Общеизвестно, что абсолютная монархия как форма власти выросла из сословной монархии только на грани XV–XVI веков, и король Франциск I (1515–1547) впервые начал в своих актах утверждать: «ибо такова есть НАША воля».

Разумеется, это частное замечание ни в коей мере не может повлиять на высокие достоинства книги Блюша и ее общую оценку.

Анатолий Левандовский

ВВЕДЕНИЕ

Он сделал господина игрушкою своей, Но кукла эта стала владыкой королей.

Анонимные стихи

Эта книга может удивить, да и сам ее замысел поначалу представлялся нам опасным. В самом деле, биография кардинала Ришелье — героя весьма противоречивого — заслужила не нескольких сотен, а многих тысяч страниц. Как можно в столь узких рамках нарисовать портрет столь выдающегося государственного мужа, единственного в своем роде? Да еще и связать его с историей Франции, которую он воплощал на протяжении двадцати лет? С Европой эпохи барокко? С Контрреформацией[1], которую он трактовал на свой лад? С государством, которое он прославил и чьим слугой, руководителем и теоретиком был? С Людовиком XIII, наконец, которому он помогал безо всяких корыстных побуждений; с этим монархом, чьим неутомимым и преданным опекуном являлся Арман Жан дю Плесси?

У нас было два выхода: попытаться рассказать все, рискуя получить учебник, или совершить отбор, представляя малоизвестные черты характера нашего героя, вспомнив позабытые остроты или неправильно истолкованные анекдоты. Мы выбрали второй путь, стремясь заинтересовать образованного читателя, но не наскучить ему, познакомить его с некоторыми фактами, но не утомлять — короче говоря, «развлечь», как говорили авторы Великого века. И посему данное произведение ни в коей мере не является трактатом — это всего лишь эссе.

Подобный выбор предоставил автору некоторую свободу. Оправданно или нет, мы остановились лишь на некоторых деликатных пунктах, слишком упрощаемых историографией. Например, мы без колебаний углубились в нюансы христианства после Тридентского собора и в период зарождавшегося янсенизма. Нам также показалось более интересным проследить за первыми шагами Французской Академии или спорами по поводу «Сида», чем погружаться в детальное изучение Тридцатилетней войны — в большей степени немецкой, чем французской.

Чтобы дополнить наше произведение, касающееся Ришелье, его жизни, деяний и трудов, у нас возник замысел поместить в конце несколько — а именно семнадцать, — приложений, самая компактная часть которых (хронология и глоссарий), как нам кажется, обогатила и украсила основной текст.

ЗАГАДКА РИШЕЛЬЕ

Ко мне был слишком добрым кардинал, Дабы о нем сказал я злое слово, И слишком много он мне сделал злого, Дабы о нем я доброе сказал

Корнель

Слишком трудно узнать какого-то человека, о котором льстецы говорят столько хорошего, а враги — столько плохого.

Вольтер

Опросы общественного мнения со всей определенностью показывают, что наши современники помещают кардинала Ришелье в пятерку великих исторических персонажей Франции в компании Людовика Святого, Жанны д’Арк, Людовика XIV и Наполеона. При этом кардинал-министр, являясь памятником коллективных воспоминаний, остается человеком, достойным скорее восхищения, чем любви.

Во времена его длительного правления (1624–1642) — бурного, удивительного, блистательного, продуктивного — этого великого человека осыпали насмешками, клеветой, ненавистью. У него было больше врагов, чем у Людовика XI, которого обвиняли в садизме и жестокости. Его смерть послужила толчком к появлению многочисленных памфлетов, как справедливых, так и клеветнических. Тем не менее потомки довольно быстро осознали его правоту. Кольбер приводил его в пример Королю-Солнцу. Историки эпохи Просвещения, безжалостно нападавшие на бедного Людовика XIII, Ришелье, напротив, восхваляли. Ришелье больше не представал узурпатором королевской власти — его рассматривали как «ниспосланного Провидением заместителя» слабого правителя. Позднее якобинцы видели в нем завоевателя мнимых «естественных границ» Франции. Начиная с Третьей республики, официальные историки, ведомые Эрнестом Лависсом и его учениками, простили Ришелье его кардинальский сан и принадлежность к Святой церкви. Было забыто, что он ограничил льготы Нантского эдикта. Ссылаясь на известный отрывок «Политического завещания», большая часть авторов приветствует кардинала, изложившего простую и благотворную программу: уменьшение власти протестантов, знати и Австрийского дома.

Разумеется, школьники, учащиеся коллежей и лицеисты с легкостью пренебрегают содержимым классических книг и в первую очередь рассматривают помещенные там иллюстрации. Мы все помним Ришелье, руководящего осадой Ла-Рошели и наблюдающего за своими пушками, поставленными на знаменитой плотине, которую он приказал построить, чтобы закрыть с моря вход в крепость. Подобная отвага, которой тогда восхищались все — от простого французского солдата до знаменитого маркиза Спинолы, дает французам повод уважать кардинала. Но за уважением тут же следует критика: легенда бросает тень на этого слишком властного и скрытного прелата. Вслед за Лависсом описывать Ришелье берется Александр Дюма, который создает образ «человека в красном».