Читать книгу "Одно слово стоит тысячи - Чжэньюнь Лю"

— Только не это, лучше определи-ка его в другое место.

— Так вы же оба — такие шутники, так всегда веселитесь, — заикнулся было Лао Ли.

Но тут Лао Ма спросил:

— Выпивка-то сегодня будет?

— По три бутылки на стол, трезвым никто не уйдет.

— То-то и оно. Вот если бы мы не выпивали, я бы с ним и пошутил, а так, он когда напивается, сразу начинает в душу лезть. Причем ему от этого услада, а мне лишь досада. И такое уже не раз случалось, — добавил Лао Ма.

Тогда-то Лао Ли и просек, что друзья они вовсе не задушевные. Или, лучше сказать, Лао Ян перед Лао Ма держал свою душу нараспашку, а вот Лао Ма от Лао Яна свою душу воротил. В общем, пришлось Лао Яна пересадить за другой стол, к перекупщику скота Лао Ду. До этого Лао Ян послал в дом к Лао Ли своего сына, чтобы тот помог натаскать воду, и так случилось, что Ян Байшунь весь этот разговор слышал. На следующий день после гулянки продавец доуфу Лао Ян жаловался дома, что у Лао Ли ему не понравилось и на подарок он потратился зря. Но дело было отнюдь не в угощении, а в том, что он не мог нормально пообщаться за столом. Перекупщик скота Лао Ду оказался плешивым, вонючим, да еще и с перхотью. Лао Ян полагал, что его подсадили к Лао Ду из-за того, что он подошел позже. Тогда Ян Байшунь возьми да расскажи Лао Яну про подслушанный вчера разговор. Выслушав сына, продавец доуфу Лао Ян сначала отвесил ему хорошего подзатыльника, а затем отругал: «Лао Ма вовсе не имел в виду ничего плохого. Ты все переиначил!»

Пока Ян Байшунь поскуливал, Лао Ян, обхватив руками голову, присел на корточки у порога и долго-долго молчал. Целых полмесяца после этого он избегал Лао Ма, дома даже не произносил его имени. Но спустя полмесяца Лао Ян снова стал с ним общаться, шутить и, если случалась какая-нибудь проблема, шел к Лао Ма за советом.

В торговле ценится умение зазывать покупателей, однако Лао Ян, продавая свой доуфу, кричать не любил. Зазывные кричалки делятся на простые и сложные. В простых зазывных кричалках товары называются своими именами, скажем: «Продается доуфу…» или: «Доуфу из деревни Янцзячжуан…» Ну а сложные зазывные кричалки произносятся нараспев, в них тот же доуфу будет превозноситься до небес: «Доуфу-то доуфу, но разве это доуфу? Это хоть и доуфу, но не такой доуфу…» А какой же? В сладких речах зазывал этот доуфу превращался в нефрит и агат. Но Лао Ян красноречием не отличался, да и мелодий выводить не мог, а простые выкрики ему были не по душе. Он уже пробовал, выходило у него как-то примитивно: «Доуфу с пылу с жару, без всяких-яких…» Зато Лао Ян умел бить в барабан. Он мастерски владел колотушкой, выбивая из барабана то сверху, то сбоку самые диковинные звуки. Поэтому он придумал нечто новенькое в своем роде, и, продавая доуфу, вместо зазывных криков бил в барабан. Народ тотчас оценил его оригинальность. Теперь, заслышав характерные удары барабана, всякий знал, что к ним пришел продавец доуфу Лао Ян из деревни Янцзячжуан. Помимо хождения по деревням, в базарные дни Лао Ян выставлял свой товар в поселке. Там он наряду с доуфу предлагал еще и закуску из крахмальной лапши. Бывало, нарежет тесачком лапши, положит ее в пиалу, приправит зеленым лучком, кошачьей мятой да кунжутной пастой, а как продаст, начинает крошить по новой. По левую руку от лотка Лао Яна продавал лепешки с ослятиной Лао Кун из деревеньки Кунцзячжуан, а справа торговал острым овощным супом, а заодно и резаным табаком Лао Доу из деревеньки Доуцзячжуан. Лао Ян, расхаживая по деревням, предлагал свой товар под звуки барабана, и на рынке он делал то же самое. Барабан у лотка Лао Яна не умолкал с утра до самого вечера. Сначала всем это казалось забавным, но спустя месяц его соседи, Лао Кун и Лао Доу, уже просто не выдержали. Сначала свое слово сказал Лао Кун:

— То «бум-бум-бум», то «тра-та-та», Лао Ян, у меня из-за твоего барабана мозги стали что твоя закуска. У нас тут простая торговля, а не военный парад, к чему столько шума?

Ну а вспыльчивый Лао Доу подошел к Лао Яну мрачнее тучи и без всяких слов растоптал его барабан.

Спустя сорок лет Лао Яна хватил инсульт, и он слег от паралича, а хозяином семейной лавки стал его старший сын Ян Байе. У других при инсульте теряется память, речь становится совершенно бессвязной и отрывистой, а у Лао Яна парализовало только туловище, с головой и речью у него все было нормально. До паралича он говорил кое-как, легко путал одно с другим, а то и вовсе все сгребал в одну кучу. Зато после паралича его сознание, наоборот, прояснилось: он и говорить стал бойко, и рассказы у него всегда выходили связные, не подкопаешься. Болезнь приковала его к постели, и теперь ему чуть что приходилось обращаться за помощью. Это, конечно, доставляло Лао Яну неудобства. Теперь, едва кто-нибудь заходил к нему в комнату, он тотчас начинал лебезить и заискивать, пока у него не спрашивали, чего ему нужно. Будучи здоровым, он частенько мог и соврать, но теперь, парализованный, выворачивал свою душу наизнанку. Понимая, что обильное питье спровоцирует его мочевой пузырь, Лао Ян вообще старался после обеда не пить.

За прошедшие сорок лет кто-то из друзей Лао Яна уже помер, кто-то с головой погрузился в свои проблемы, так что никто к нему больному и не приходил. А тут на Праздник середины осени[3] к Лао Яну с двумя пакетиками лакомств заявился Лао Дуань, который в давние времена торговал на рынке луком. Лао Ян, к которому уже долгое время никто из старых друзей не заходил, взял Лао Дуаня за руку и расплакался. Но едва в комнату зашли домашние, он тотчас успокоился.

Потом Лао Дуань стал спрашивать:

— А ты не считал, скольких наших стариков с рынка можешь вспомнить?

Лао Ян соображал хоть и неплохо, но спустя сорок лет большую часть старых приятелей уже подзабыл. Загибая пальцы, он смог вспомнить лишь пятерых, остальных ему вспомнить не удалось. Однако он помнил Лао Куна, что продавал лепешки с ослятиной, и Лао Доу, что торговал острым овощным супом и резаным табаком. Поэтому он тут же перевел разговор на Лао Куна и Лао Доу:

— Лао Кун — человек деликатный, а Лао Доу — тот огонь, как-то раз взял и растоптал мой барабан. Но я этого так не оставил: подошел к его лотку и так пнул, что весь его суп оказался на земле.

— А помнишь холостильщика Лао Дуна из деревеньки Дунцзячжуан? Он еще, кроме того, что холостил скот, лудил кастрюли.

Лао Ян, нахмурив брови, задумался, но холостильщика и лудильщика Лао Дуна так и не вспомнил. Тогда Лао Дуань стал спрашивать дальше:

— А Лао Вэя из деревеньки Вэйцзячжуан? Его лавка была на самом западном краю, он еще имбирь продавал, все время улыбался про себя и радовался непонятно чему.

Но и Лао Вэя, что продавал имбирь и улыбался про себя, Лао Ян вспомнить не мог.

— Ну а извозчика Лао Ма из деревеньки Мацзячжуан ты все-таки помнишь?

Тут Лао Ян вздохнул:

— Его я, конечно же, помню. Он уже больше двух лет как помер.

Лао Дуань усмехнулся: