Читать книгу "Дайте мне обезьяну - Сергей Носов"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или, например, как проснулся ночью в медицинском издательстве, для которого переписывал чью-то брошюру о лямблиях, и, конечно, не мог вспомнить, с кем пил и как здесь (здесь – это где?) очутился. И надумал на волю рвануть, не будучи протрезвевшим, – и рванул – перепутал в темноте стеклянную дверь с зеркалом, ломанулся туда, в зазеркалье, а увидев свирепого двойника, выбил зуб – не ему – себе. Как такое возможно?
Особо памятно, как ослеп – ненадолго, минут на восемь – был казус по юности… Белый овал унитаза, над которым смиренно склонился, вдруг взялся тускнеть. Тускнел, тускнел и пропал, стало страшно темно. Мрак. Тетюрин сел на пол и позвал, как маленький: «Люди!.. а люди!..» – тут все и вспомнил – и где (на вокзале), и с кем (с Лялькиным братом), и по какому поводу (по поводу вынужденной остановки). Отрезвел мигом. Брат Лялькин, или Максим, прибежал в уборную, тряс его за плечо, дергал зачем-то за волосы и говорил не переставая – не то «Вить! Вить!», не то «Видь! Видь!», сейчас уже никто не разберется; в любом случае Виктор Тетюрин увидел сначала металлическую трубочку на кончике шнурка, а потом выщербинку в полу, а потом уже все остальное… А потом им объяснили, что в этих краях по ту пору пиво разбавляли водой, а для пенности добавляли немного шампуня, а для крепости – два пшика карбофоса на кружку.
Ну еще три-четыре истории – вот вам и ряд.
Тетюрин себя не считал алкоголиком, да и действительно не был таковым. Только особо продвинутые теоретики вопроса отнесли бы его к роду каких-нибудь алкоголиков – социальных там или ситуационных, а многие знакомые вообще находили непьющим.
Пил когда пил – иногда круто, но всегда редко. То есть чаще не пил.
Что было оригинального в его возвращениях к жизни – всегдашнее изумление, а то и недоумение даже – простодушная мысль вроде: «Неужели нажрался?»
Потом он обычно вспоминал – чем.
Далее – с кем, где и так далее.
Последний раз в этот раз – по-видимому, текилой. Пустая бутылка, вопреки обычаю, стоит на столе. А сам Тетюрин – в одежде, в ботинках – лежит на диване, явно казенном, и максимум что умеет сейчас – приподняться на локте…
Натюрморт с рассыпанной солью и красными то там, то сям по столу размазанными вдобавок ко всему икринками… – к горлу тошнота подступила. Он повел головой страдальчески. – Он – в гостинице. – В номере. – Несомненно.
Уронил голову на диван, благодатная легкость волной пробежала по телу.
Горит лампочка в люстре. Солнцу не конкурент. Если долго смотреть, люстра как будто растет снизу, из пола, а ты – к потолку прилип.
И в баре ведь тоже пили текилу. Был бар.
А в самолете полировал пивом прежде выпитую водку… Был самолет!..
Внезапно прекратилось то, что до этого момента Тетюрин принимал за шум в ушах: это в ванной выключили душ. Тут кто-то есть.
Тетюрин напрягся.
(А вот еще традиция: просыпаться не в своей постели… Пусть он и лежал сейчас на диване, но постель была рядом – тревожно чужая, неубранная…)
Тетюрин ждал, кто выйдет из ванной.
Вышел мужик в желтых трусах. В мужике Тетюрин узнал Филимонова. Нахлынули воспоминания.
– Ну, – сказал Филимонов, – живой?
Тетюрин ответил выразительным взглядом.
– Мы вчера с тобой не буянили, нет? – спросил Филимонов. – Не помнишь? Кажется, мирно все обошлось?
Тетюрину ничего не казалось.
– Понятно, – сказал Филимонов и открыл дверцу мини-бара.
С минуту он стоял неподвижно и глядел в мини-бар задумчиво. Наконец произнес не без пафоса:
– To take a hair… of the dog… that bit you, – счастливый, что вспомнил, Филимонов хихикнул. – Или, в переводе на наш: опохмелиться! Чего изволите? «Реми Мартин», «Кампари», джин?
– Рома, я пас, – промолвил Тетюрин с трудом.
– А я обязательно.
Филимонов выбрал себе шнапс, отвернул пробку с пятидесятиграммовой бутылочки и влил содержимое в рот.
– Сухой закон! – подвел черту Филимонов.
Знал бы он, с какой завистью думает сейчас Тетюрин о его килограммах – об огромном филимоновском животе – обо всем, что в натуре, буквально в натуре, составляет вес Филимонова, массу. Еще бы такому не пить. Пей и усваивай. Сел на кровать, нажимает на кнопки:
– Отключают, уроды!
Попал.
– Колян! Спишь?… А кто вкалывать будет?… Слушай, мы вчера нахерячились?… Нет?… Конкретно! – он покачивался на кровати. – А еще кто?… А еще?… Валерьяныча не было?… Ну хорошо… Не говори… Хорошо. Нет, проснулся… Тебе привет, – сказал Тетюрину.
– От кого?
– От Жоржа и Коляна.
«От Жоржа Иколяна» послышалось Тетюрину. Иностранец, наверное. Какая разница.
– Важный разговор, – Филимонов опять набирал номер; теперь он ходил по комнате. – Добрый день, да, Филимонов! – В ночь на сегодня! – Да! – Да! – А как же? – Нет. – Первый, второй и четвертый. – Десятый после восьмого. – Зашлем пресс-релиз, какие проблемы? – Да. – Да. – Да.
Их общий Учитель завещал им когда-то не описывать пьянок, но еще строже – похмелья. У Тетюрина в романе никто не пил, никто не опохмелялся. Да ведь и романа еще нет никакого. И неизвестно, будет ли.
– Потому что козел, я ему так и сказал! – Сам виноват! – Я же просил его без импровизаций! – Да. – Да. – Я понял. – Тут еще такая тингумбодина…
Боже, есть ведь слова, как дубинкой по темечку!..
– …тингумбодина, – повторил Филимонов, – я на место Митрохина человека привез. – Да! – Нет! – Профессионал! – Да! – Лучше! – Да. – («Обо мне», – догадался Тетюрин.) – Ну не надо меня обижать, если я ручаюсь, я знаю. – Акклиматизируется. – Да. – Нет, еще не устроил. Он у меня в номере. – Да. – Хорошо. – Понимаю. – OK.
Филимонов надел белую рубашку, надел красный галстук, символ успеха, достал из шкафа синий костюм с отливом.
– В конце дня подпишешь договор. Приедет денежный мешок. Ты разве не взял вещей никаких?
Тетюрин пожал плечами или, лучше сказать, поежился.
Взгляд Филимонова застыл на тетюринских брюках. Подумав, сказал Филимонов:
– Ничего, сойдет.
– Рома, скажи, как называется город?
От радости Филимонов захлопал себя по ляжкам – что-то было в том напускное.
– Не скажу. Не скажу.
– Почему?
– Просто так. Не скажу и все.
– Мы в Сибири?
– Не скажу, – дразнил Филимонов.
Тетюрин встал.
Тетюрин встал!..
Он встал и подошел к окну!
Вот туда и метнуть вчерашние харчи – от одной мысли его пошатнуло.
Двор. Во дворе дерево и еще одно дерево. Два. Оба лиственные. Не кедр, не пихта. Но и не пальма. Береза и тополь.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Дайте мне обезьяну - Сергей Носов», после закрытия браузера.