Читать книгу "Бабский мотив - Иоанна Хмелевская"

— Я проверять не буду, и не проси! — всполошилась Мартуся. — Хочешь — сама её пощупай.

— Не хочу.

— Тогда звони туда, куда дозвонишься. Нам обязательно здесь стоять или можно звонить из дома?

— Телефон дома, — подумав, ответила я, — так что считай, что с этим мы разобрались. Кстати, а ты со своими делами разобралась?..

В кухне наше шоу продолжилось. Мой мобильник работал либо в кухне, либо на терраске за домом, но на терраске нас наверняка караулили бездомные кошки, относившиеся к моим выходам на улицу как к появлению официанта с подносом.

Сейчас мне было не до котов, кормить их я собиралась позже, так что лучше уж звонить из кухни.

Мартуся, которая приехала в Варшаву из Кракова на пару дней, слегка оголодала от последних впечатлений и принялась шуровать по кастрюлям, навалила себе в тарелку бобов, сверху пришлёпнула куриную ногу. Она что-то там пискнула про салатик, но никакого салата у меня и в помине не было, так что я посоветовала ей ограничиться лимоном.

Ожесточённо долбя по кнопкам телефонной трубки, я наконец дозвонилась до полиции, вежливо представилась и забубнила:

— Простите, пожалуйста, что я вам вечно жизнь отравляю, но со «скорой» меня не соединяют, а у моего дома валяется чужая личность, пола, скорее всего, женского, в каком состоянии — не знаю, так что я рассчитываю, что вы прихватите и врача. Городских телефонов здесь нет, поэтому поторопитесь, прошу вас. Номер моего мобильного есть, наверное, у всей варшавской полиции…

А Мартуся все это время тараторила как заведённая:

— Слушай, какие бобы шикарные, с ума сойти! Кстати, курица тоже роскошная! А знаешь, с лимоном в холодном виде — отличная идея…

Можно мне пива? Так вот, слушай, это же настоящее чудо, мне самой не верится. Я оставила им сценарий, мы даже его обсуждали, договор подпишем на той неделе. Где этот чёртов Тадеуш?

Пусть проследит за всем, это и тебя касается, я у тебя побуду, если не помешаю…

Тут Мартуся прервалась, поскольку набила рот едой, так что, покончив с полицией, я смогла вклиниться в её монолог:

— Я тебе всегда рада, особенно сейчас.

Я договорюсь с ветеринаром, и мы хоть одну кошку изловим!

Мартуся чуть не подавилась.

— У тебя есть кошка?!

— Тринадцать, если быть точной, но две не в счёт. Четырех я уже обработала.., нет, даже пятерых.., значит, остаётся восемь, причём с одной надо срочно разобраться. Нет, что я говорю, остаётся шесть. Хотя, может, и семь, потому как я их не могу пересчитать, они все время меняются.

Но эту паршивку надо непременно изловить.

Мартуся с трудом проглотила последний кусок курицы и вскочила с табуретки. Сидела она очень неудобно, боком, предпочитая почему-то есть у буфета, а не за кухонным столом, как нормальный человек.

— И что ты с этой одной паршивкой намерена сделать? — опасливо спросила она, ставя тарелку в мойку. — Приготовить?..

— Не суй ничего в раковину, у меня посудомоечная машина. Не готовить, конечно, а стерилизовать. А то на будущий год у меня здесь будет сто сорок восемь кошек, я уже высчитала.

Котят я топить не стану, лучше уж сама утоплюсь.

Значит, надо операцию, под наркозом, культурно.

— А что ж ты её сама не поймаешь?

— Потому что они мне доверяют, и я не могу предать их.

Кошками мы увлеклись настолько безоглядно, что о бабе на помойке забыли окончательно и бесповоротно, поэтому полиция застала нас врасплох. Откуда ни возьмись на пороге вдруг нарисовались трое полицейских, в том числе один мой знакомый, по-моему, комиссар. Я упорно не могу разобраться с новыми их званиями, слишком уж привыкла к сержантам, поручикам, капитанам и полковникам. К тому же сейчас полиция предпочитает щеголять в гражданском, что окончательно путает все карты. Но мне почему-то казалось, что этот в пиджаке — комиссар, мы уже с ним пару раз общались — из-за непонятного пристрастия угонщиков к моей машине. Словно других «тойот» на свете нет!

— Сейчас приедет бригада, — сказал он вместо приветствия. — Кто её нашёл? Кто-то из вас?

— Может, пройдём в гостиную? — предложила я. — Тут сесть негде, а я стоя беседовать не умею.

— Чего там находить, и находить нечего, достаточно было посмотреть, — поддержала меня Мартуся. — Лежит вроде как под ветками, но сверху.

— Ну хорошо, кто из вас увидел ре?

Мартуся честно призналась, что она. Мы устроились за столом, хотя комиссар предупредил, что пока это не официальные показания, протокол он напишет позже.

— Так когда вы её увидели?

— Когда?.. Когда приехала, наверное. И ты сразу начала звонить.

— Не сразу, — поправила я. — Сначала мы вышли посмотреть, а потом я возилась с мобильником минут десять, не меньше. Получается… Господи, какую чушь я несу, я же видела, как ты подъехала, часы у меня под носом, а я все время на них поглядывала, потому что как раз тебя ждала. Когда ты подъехала, было ровно семнадцать сорок восемь, то есть семнадцать сорок две, у меня часы спешат на шесть минут. Значит, ты её увидела в семнадцать сорок две с половиной.

— А почему с половиной? — изумилась Мартуся.

— Ты же не кинулась к ней сломя голову и истуканом в машине тоже не торчала, вела себя как обычно. Вылезла, заперла машину, подошла…

Где-нибудь с полминуты это заняло.

Комиссар, должно быть, согласился, потому что покивал.

— Вы там что-нибудь трогали?

— Абсолютно ничего никто из нас не трогал, — решительно ответила я. — А что с ней?

Больная, пьяная, мёртвая?

— Мёртвая.

— Господи Иисусе! — ужаснулась Мартуся. — И мы там стояли над телом и трепались…

О чем мы трепались?

— Понятия не имею. А, нет, имею! Про сигнализацию. И о том, кто ещё должен приехать…

— Боже милосердный! А если она как раз в это время умирала? Ну и свиньи же мы!

Я слегка рассердилась.

— Не пугай меня! Не могла она умереть как раз в ту минуту на наших глазах! Она неподвижно лежала, даже не дрогнула!

Комиссар сжалился над нами.

— Она раньше умерла. Врачи потом точно установят, но скорее всего с час назад, а то и больше. А когда она там появилась, вы не знаете?

— Нет, — мрачно ответила я.

— Когда я уезжала, её там ещё не было, — уверенно сказала Мартуся. — Я оглядывалась по сторонам, искала, как бы ловчее развернуться.

— Когда это было?

— В одиннадцать двадцать, — ответила я. — Тебе было назначено на двенадцать, и я ещё говорила, что ты рано выезжаешь.