Читать книгу "Сотворение мира - Татьяна Кудрявцева"

Вот глупости! Все считают меня ребенком. Выходит, будто я их обманула. Но не рассказывать же было про Диму Накончина! Хотя и так ничего не вышло.

Директриса с грустью изрекла, что я – «случай спорный, живу на границе микрорайонов, и неэтично получится, если всех отличников оставить себе». Интересная логика! А если б я была второгодницей? Неужели бы оставили? Ха-ха!

Плохой сегодня день. Черный понедельник «на моей бирже». Из нашего класса перешло всего человек десять (остальные из параллельных) да еще Серафима Владимировна, литераторша. Теперь она у нас классный руководитель. Серафима добрая, но некоторых вещей просто не понимает. Опозорила меня перед всем классом. Целый урок причитала:

– Бедная Сашенька!.. Как расстраивается! Теперь ей так далеко ходить в школу.

Как будто я какая-нибудь первоклассница! И все потешались. Потому что мое унылое лицо выдавало меня с потрохами.

Но дальше было еще хуже. На черчении «черченичка» (она даже не сообщила, как ее зовут, сказала, что, мол, временная – заменяет, пока болеет настоящая. Странно, как будто у «временных» нет имен!), велела назвать каждому чертежные принадлежности, которых для урока не хватает. А я в учебнике вычитала, что к карандашам полагаются наконечники, и когда очередь дошла до меня, вымолвила, что все есть, только вот наконечников не хватает.

«Черченичка» вообще не знала, что такое наконечники. Начала листать учебник, а мне заявила, что нечего выпендриваться. В классе все просто повалились от хохота.

Гущенко мне потом сказала, что я ненормальная, ведь у Димки было прозвище Наконечник (от фамилии), и что все всё поняли. Я и забыла про это прозвище. Я-то звала Диму по имени. Не по кличке. Вот и попала, как кур в ощип.

Ну и пусть. Одно мне горе в этой школе! Только и радости, что выросла за лето на семь сантиметров. Гущенко в прошлом году все сокрушалась, что ей неудобно со мной ходить, раз я такого низенького роста.

Теперь мы, наверное, не раздружимся и я не буду на физкультуре стоять в конце шеренги, рядом с мальчишками. А то целый прошлый год мучилась. Веселая была картинка – бок о бок я и великан Генка Метлищев! Прямо как герои Свифта.

Пойду за маслом, надо скорей: мама собирается жарить капусту. Теперь в моей жизни остались только общественная работа, учеба, помощь по дому и ходить в библиотеку!

5 сентября

Ну а еще, конечно, я живу воспоминаниями…

Не могу про тебя ни слова сказать, Не могу про тебя стихи написать. Стою и смотрю – и восторг во мне, Как с горки на лыжах в солнечный день…

Досочинить не успела. Заявилась Гущенко. Пошли с ней гулять в лес. Она взяла с собой котенка Мурзика. Волокла его на капроновой ленте. Мурзик упирался, пищал, бросался на землю, как барс, рвался к вольной жизни. Я предложила его отпустить, но Гущенко не согласилась. Сказала, что надо, в конце концов, силу воли воспитывать. И у себя, и у котенка, и вообще: мал, глуп. А если потеряется? Ну что же, котенок ее, не мой. Пусть воспитывает как хочет.

Гущенко сплетничала обо всех новеньких мальчишках, тараторила без умолку, а какое мне до них дело! В моей душе жили воспоминания о Диме Накончине.

В третьем классе мы выпустили газету «Смехопанорама». Все девчонки сочиняли стихи, все критиковали Накончина. Во-первых, я думаю, от любви, а во-вторых, оттого, что Раиса Кондратьевна постоянно ругала его за клоунские поступки. Света Семафорова написала точь-в-точь такими же словами, как выражалась учительница:

Наконечник веселится. Скоро может прослезиться.

И дальше совсем глупо:

Рано пташечка запела: Как бы кошечка не съела.

А у меня было так:

Дима, ты как Ванька-Встанька, Не унять тебя никак! Как Болтайка-Улыбайка Или как Иван-дурак!

(Тоже, конечно, слабовато, но для третьего класса всё-таки неплохо.)

Накончин прочитал всю газету и сделал вывод:

– У Румянцевой стихи настоящие, только у нее. А вы дуры, а никакие не смехопанорамщики. Особенно ты, Семафорова!

Семафорова завопила и бросила в него мелом, а он в нее – шваброй.

Потом Накончина как хулигана посадили со мной для перевоспитания. До этого его сажали со всеми девчонками в классе, но девчонки начинали с ним болтать. А тут учителя не могли нарадоваться:

– Совсем не разговаривает, смотрит в книгу!

Мне даже было обидно. Тогда я еще не догадывалась, что он смотрит в книгу, а видит фигу. Ведь он всё время потихоньку поглядывал на меня. Прикрывался рукой, как на солнце смотрят, и не сводил глаз. Чистая правда!

А в конце года в школе ставили «Кошкин дом». Мы с Семафоровой играли котят, а он – кота Василия. Из Семафоровой вышел неотразимый котенок! Она красовалась перед всеми своим пышным хвостом – большущим, из бабушкиной лисы-чернобурки. А у меня такого шикарного хвоста не было, как ни прискорбно.

Мой троюродный брат Витька притащил откуда-то белый кроличий хвостик, но тот хвостик никуда не годился. Однако, за неимением лучшего, мы его пришили, но получилось, что ненадолго. Хвост отпал от меня прямо на сцене.

А позже на словах: «Ах, вы хотите сливок, вот я вас – за загривок!» – кот Василий Семафорову лупил метлой, а за мной только гонялся. Я тогда все думала: почему? Глупая была.

Отчего так происходит? Начнешь всё про жизнь понимать, да уж поздно.

Так мы и гуляли с Гущенко: я молчала, а она даже не догадывалась, что у меня в голове. И хорошо.

10 сентября

Ну, пришла пора описать наш класс. Без этого, наверное, не обойтись. Помимо старичков переведенных есть и новенькие. Например, две примадонны: Ганна Волова и Надя Пожарская. Они очень красивые, с немыслимыми копнами волос! Такие волосы не только заплетать, их стричь можно, всё равно густые будут! Не то что мои три волосинки.

Надя брюнетка, а Ганна блондинка. Эти девочки как две карточные дамы – «пик» и «червей». Все переменки они ходят под ручку и шепчутся. Или вызывающе смеются. Естественно, мальчишки из девятого класса на них уже поглядывают и посылают записки.

Есть еще одна девчонка, Инка Пескарик. Говорят, она откуда-то из-за границы приехала. Инка очень взрослая. Когда разговаривает с тобой, смотрит как-то сбоку, слегка улыбается, в полулыбки, с иронией, и пожимает плечами. В школу она ходит в элегантных сарафанчиках. Может даже, от какого-нибудь Диора. Только безо всяких там воланчиков, крылышек и гипюра.

За первую парту Серафима посадила Валеру Васипова. У Васипова широкие рассеянные шаги, словно шагает в пропасть. Он малоразговорчивый и сильно близорукий. И очень плохо одет – ходит в кургузом таком пиджачке. Серафима сообщила, что Валера замечательно декламирует стихи (посмотрим!), она еще что-то хотела добавить, но раздумала и как-то испуганно закрыла рот.