Читать книгу "Петербургские женщины XIX века - Елена Первушина"

Пушкин знал, о чем говорил: проза мадам де Сталь быстро завоевала популярность в России. Приятельницу поэта Зинаиду Волконскую, хозяйку одного из литературных салонов, в знак уважения к ее талантам прозвали «северной Коринной». И она была не единственной русской женщиной, удостоившейся этого имени.

* * *

В середине XIX века, а точнее в 1848 году, еще одна русская поэтесса написала:

Вы ожидали, что Коринной Я вдохновенной вам явлюсь, И вечной песнью, песнью длинной Назло ушам вооружусь. Вы думали, — своею славой Гордится женщина-поэт, И горькой, гибельной отравы В ее блестящей чаше нет? Вы думали, что стих мой страстный Легко, шутя достался мне, И что не куплен он в борьбе, Борьбе мучительной, ужасной? Вы думали — от жизни много Улыбок насчитала я? О дети, дети!.. Слава богу, Что вы не поняли меня!.. Нет, — не Коринна перед вами С ее торжественным венцом, А сердце, полное слезами, Кому страданья мир знаком!

Эти строки принадлежат перу Евдокии Ростопчиной. Она родилась и жила в XIX столетии — золотом веке русской культуры. Она принадлежала к высшему слою русской аристократии. В ее жизни были и слава, и большая любовь — пусть недолгая. Ей посвятил стихи Лермонтов. Она получила в дар от Жуковского тетрадь Пушкина с таким напутствием: «Посылаю вам, Графиня, на память книгу, которая может иметь для Вас некоторую цену. Она принадлежала Пушкину; он приготовил ее для новых своих стихов и не успел написать ни одного; мне она досталась из рук смерти, я начал ее; то, что в ней найдете, не напечатано нигде. Вы дополните и докончите эту книгу его. Она теперь достигла настоящего своего назначения». Она была долгие годы своеобразным эталоном «новой женщины» — не светской пустышкой, не записной кокеткой, а образованной женщиной, поэтессой, хозяйкой литературного салона.

Но была ли она счастлива?

Евдокия Ростопчина — светская дама по праву рождения и писатель по призванию — всю свою жизнь пыталась найти равновесие между двумя этими ролями.

Она унаследовала поэтический талант по отцовской линии: ее бабка по отцу Мария Васильевна Сушкова была переводчиком «Потерянного рая» Джона Мильтона, дядя и отец писали стихи. Однако Евдокия Сушкова воспитывалась в семье Пашковых — деда и бабки по матери — светских людей, ставивших превыше всего хороший тон и в связи с этим подозрительно относившихся к изящной словесности, заражавшей девушек непозволительными мечтаниями.

Она получила классическое образование светской девушки: закон Божий, русский, французский и немецкий языки, рисование, игра на фортепиано, танцы. К тому же, чтобы расширить свой круг чтения, Евдокия самостоятельно выучила английский и итальянский.

Е. Ростопчина

Свои первые стихи она опубликовала в 17 лет за подписью «Д….а». А в 21 год, выходя замуж, Евдокии пришлось выдержать тягостную сцену — бабушка заставляла ее поклясться на образе, что она откажется от сочинительства, так как такое занятие не подобает дворянке. Евдокия обещания не дала, а наоборот, выйдя замуж, стала активно печататься в московских и петербургских журналах. Ее стихи заслужили благосклонное внимание критиков, с ней знакомятся А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, В. А. Соллогуб. Но Евдокия снова скрыла свое авторство под псевдонимом.

Только через девять лет после первой тайной публикации она решилась напечатать стихи под собственным именем. Книгу похвалил В. Г. Белинский, однако попенял автору за то, что ее талант не нашел «более обширную и более достойную сферу, чем салон».

* * *

Еще шесть лет спустя Евдокия Ростопчина сделала первый шаг за пределы «салона». В «Северной пчеле» была опубликована ее баллада «Насильный брак» — политическая сатира, посвященная политике Российской империи в отношении Польши.

Замечательно, что в этом стихотворении поэтесса отстаивает честь и достоинство порабощенной земли устами женщины:

Раба ли я или подруга — То знает Бог!.. Я ль избрала Себе жестокого супруга? Сама ли клятву я дала?.. Жила я вольно и счастливо, Свою любила волю я; Но победил, пленил меня Соседей злых набег хищливый. Я предана, я продана — Я узница, я не жена! …. Он говорить мне запрещает На языке моем родном, Знаменоваться мне мешает Моим наследственным гербом; Не смею перед ним гордиться Старинным именем моим И предков храмам вековым, Как предки славные, молиться… Иной устав принуждена Принять несчастная жена.

Послал он в ссылку, в заточенье Всех верных, лучших слуг моих; Меня же предал притесненью Рабов — лазутчиков своих. Позор, гоненье и неволю Мне в брачный дар приносит он — И мне ли ропот запрещен? Еще ль, терпя такую долю, Таить от всех ее должна Насильно взятая жена?..

Стихотворение вновь было опубликовано без подписи, но читатели легко угадали автора. Многие, однако, полагали, что на самом деле Ростопчина имела в виду собственные отношения с мужем. Цензура, однако, придерживалась первой версии, и поэтесса попала в опалу — ей запретили въезд в Петербург. Супруги поселились в Москве.

Ростопчина вновь пытается быть одновременно и поэтом, и светской дамой. Она организует собственный литературный салон. Среди ее гостей — Ф. Н. Глинка, С. А. Соболевский, А. Ф. Вельтман, автор причудливых романтических повестей и бытовых романов; «молодые литераторы» — А. Н. Островский, Л. А. Мей, А. Н. Майков. На приемах у Ростопчиной бывает Л. Н. Толстой. Но большинство гостей на вечерах скучали, особенно когда хозяйка читала собственные произведения, и не стеснялись позже рассказывать об этой «смертельной скуке» в своих письмах и мемуарах. Откровения женской души вызывали зевоту у литературной молодежи. А публицисты нового времени Н. П. Огарев, Н. Г. Чернышевский и В. Г. Добролюбов обрушивались на произведения Ростопчиной с сокрушительной критикой. Эту особенность, бывшую для Белинского лишь понятной слабостью, Чернышевский и Добролюбов расценивали как непростительную близорукость. А зря.

Чего у Ростопчиной было не отнять, так это того, что она была честна перед собой и читателями — что видела, о том и пела. Она видела, как светская фальшь и лицемерие уродуют женские характеры и женские судьбы, и гневно обрушивалась на светское общество. Она открыто провозглашала право женщины любить того, кого выбрало ее сердце, а не того, с кем ее сочетали законным браком родители, прежде чем она успела что-то почувствовать. У нее была своя маленькая война — вой на за право женщины быть счастливой. И очень жаль, если умные и талантливые мужчины, окружавшие ее, соглашались с предрассудками своего века и наперебой твердили, что право женщины быть собой, ее право на счастье — это «смертельно скучные» материи, интересные разве только салонным барышням. Понадобились талант и авторитет Льва Толстого, чтобы эти темы вновь зазвучали в полную силу в «Анне Карениной». Однако Толстой бросает на трагедию Анны мужской взгляд — снисходительный и все же осуждающий. Ростопчина же в повести «Поединок» и в романе «Счастливая женщина» показывает адюльтер глазами женщины и утверждает нравственное превосходство любви и искренности над светскими условностями.